Когда мы встретимся

То, чем угощают

Я разжала руку – булочки упали обратно в ранец Колина, – натянула куртку, кое-как набросила свой ранец на одно плечо и понеслась вниз, прыгая через две ступеньки. На школьном дворе, как всегда, было полно ребят, они толкались, смеялись, собирались в кучки и подолгу стояли и болтали, хотя была все такая же холодина, да еще и дождь начался. Я, как всегда, минутку повертела головой, высматривая Сэла. Но его не было. Я обмотала голову маминым шарфом и, повернув к северу, начала подниматься на холм, к дому Аннемари.

Это был просто бред какой-то. Не то, что Колин взял булочки, – такие выходки как раз в его духе. Непонятно было все остальное. Откуда кто-то мог узнать, что Колин возьмет булочки? И когда записка оказалась в кармане моей куртки? Мне не пришло в голову, что ты мог оставить ее тогда же, когда засунул первую записку в библиотечную книжку про беличью деревню. Я догадалась об этом гораздо, гораздо позже.

А главное, при чем тут я? Я перепрыгнула через лужу. До дома Аннемари оставалось всего несколько шагов. Почему все эти записки приходят мне? Если и вправду должно случиться что-то ужасное, почему именно мне предлагается этому помешать? Я ведь даже не понимаю толком, что я должна сделать! Написать письмо о том, что еще пока не произошло?

«Миранда, – уговаривал меня мозг, – а ничего и не произойдет. Кто-то просто играет с тобой. Забавляется». Но что, думала я, если мозг ошибся? Что, если чья-то жизнь действительно в опасности? И все это вовсе не игра?

Швейцар приветственно помахал мне и впустил в дом. Наверху папа Аннемари с незажженной сигарой во рту открыл мне дверь и спросил, не хочу ли я лапши в кунжутном соусе.

– Нет, спасибо!

– Тогда лимонада?

* * *

Он помог мне стащить промокшую насквозь куртку – подкладка прилипла к свитеру.

В комнату к Аннемари я вошла с подносом, на котором был лимонад для меня, вода со льдом для нее и блюдце с миндалем, который ее папа каким-то хитрым способом подогрел. Подогретый миндаль – звучит противно, но на самом деле это очень вкусно.

Аннемари была еще в пижаме, но выглядела нормально.

– Папа меня все кормит и кормит, – сказала она, ухватив пригоршню орешков. – И переодеваться не дает. Говорит, пижама приносит душевный покой. Глупость, правда?