Так было суждено

Последняя попытка

Шло время. Зима постепенно упаковывала чемоданы, грустно вздыхала, но не прекращала предпринимать коварные попытки по убийству весны или хотя бы её отсрочке. В результате этих кровопролитных войн — вернее, не кровопролитных, а снегодождепролитных или же просто хренпоймичтопролитных — погода стояла достаточно мерзопакостная, противненькая, но всё-таки всё было не так уж и плохо, ведь иногда выглядывало солнце и криво стреляло по головам учениц пьяными, а потому и косыми бледными лучами.

Жизнь била ключом по морде лица, поэтому Юля постоянно носилась по общежитию, школе, стадиону, острову — в общем, везде, где только можно и нельзя было носиться радостному человеку. У кареглазой постоянно было безумное и вдохновлённое настроение, поэтому застать её грустной было практически нереально, что очень бесило Киру. Девушка не раз уже предпринимала попытки рассорить Марину и Юлю, но ни одна из них по каким-то туманным причинам не удалась. То ли Кира плохо старалась, то ли моменты были неподходящие, то ли ещё что-то мешало — девушка не знала. На самом деле ответ был до одурения прост и ясен как оторванная рука — ведь невозможно не заметить, что у кого-то драконом или девственницей отгрызена / оторвана конечность. И этот ответ заключался всего лишь в одном корне слова. «Люб». Влюбиться, влюбляться, полюбить, любить — вот и весь ответ, который пролетал у Киры перед глазами несколько раз за день, но девушка была настолько слепа, что не могла его увидеть.

Первая неудачная попытка выпала на четырнадцатое февраля. Устроив погребальный костёр, дровишками которого стали подарки Юли, которые девушка собиралась вручить Марине, а некоторые, по традиции, друзьям, Кира злобно хохотала и выплясывала шаманские танцы. Возможно, она даже пыталась вызвать какого-нибудь демона, но это ей не удалось. Всё-таки обмазываться красной краской, нацеплять на себя юбку из листьев пальмы — никто не знал, откуда взялись эти листья, — прыгать по комнате как обезьяна и кричать нечеловеческим голосом какие-то проклятья было как-то неразумно. Особенно если учесть то, что весь этот сомнительный ритуал и вызов демона происходил непосредственно в комнате.

Когда Ира открыла дверь, а на неё сразу же повалил дым, голубоглазая пожалела о том дне, когда согласилась, чтобы к ней в комнату переселили Киру. Впрочем, девушка тотчас же ринулась спасать непутёвую Киру, так как та чуть ли не задохнулась в комнате — разумеется, форточку никто открыть не догадался, пока это не сделала Ира. В общем, четырнадцатое февраля прошло дымно.

Юля везде искала свои подарки, но так их и не нашла. Впрочем, девушка не особо расстроилась. Взяв красную ленточку, она шустренько сделала бантик, прицепила его к своей гриве и, дождавшись, пока Марина вернётся из школы, шумно выпорхнула из ванной в одном нижнем белье и под громкий стук Марининой челюсти о пол томным голосом произнесла:

— Я дарю тебе себя.

Марина, конечно же, очень даже оценила сюрприз, так что инцидент с пропажей подарков Юли был кареглазой благополучно забыт в неистовом времяпрепровождении.

Вторая, третья, четвёртая, десятая, сотая — в общем, все попытки Киры были неудачными, неважными да и попросту глупыми. Девушка вконец обозлилась: всё-таки был уже апрель месяц, а Юля с Мариной, судя по их счастливому и влюблённому виду, расставаться не собирались в ближайшую вечность. Скрипя зубами от досады и злости, Кира решила взяться за дело серьёзно. Будучи человеком эгоистичным, она решила пойти по пути «либо мне, либо никому». Понятно было, что Марина к девушке вряд ли вернётся, поэтому Кира решила просто испортить жизнь Юле, так как именно из-за неё, как считала девушка, всё и произошло. Винить во всём другого человека, тем более того, кто счастлив тем, что было когда-то у тебя, проще простого. Именно на них и валятся все шишки, да вот только счастливым наплевать.

Месть и злость порой могут приобретать такие масштабы, что при их виде невольно отвисает челюсть, и человек начинает задумываться о том, насколько сильно нужно кого-то ненавидеть, чтобы иметь желание и силы провернуть такое дело. Так было и в случае Киры. Найдя необходимых ей людей и получив кое-какую информацию, девушка недобро усмехнулась и на её лице заиграла торжествующая улыбка. Пировать, конечно, было ещё рано, но нарастающее возбуждение просто поглощало — настолько сильно девушке не терпелось воплотить в жизнь ещё один ядовитый план.

***

Хмуря лоб, Виталик проверял контрольные работы. Когда очередь дошла до тетради Марины, мужчина хотел позлорадствовать и поставить какую-нибудь низкую оценку, но потом понял, что это было бы слишком глупо и по-детски. Скрепя сердце он поставил девушке отлично — правильно решённая контрольная была написана идеальным почерком, придраться к чему-то было попросту невозможно.

— Чёртова девка с бензопилой...

В дверь спокойно и уверенно постучались.

— Кого там чёрт принёс? — раздражённо крикнул Виталик.

Мужчина был в самом дрянном расположении духа, поэтому не сдерживал себя в словах.

— Добрый вечер, — Кира тихо прикрыла за собой дверь и приторно улыбнулась преподавателю.

На миг Виталику показалась, что к нему зашла Юля. Сходство силуэта с силуэтом кареглазой было поразительным. Но стоило Кире выйти на свет, как улыбка тотчас же исчезла с лица мужчины, даже не оставив о себе хоть какого-нибудь мало-мальски слабого напоминания.

— Вы что-то хотели? — спокойным голосом спросил преподаватель.

— Да, — ядовито улыбнулась Кира. — Хотела.

Девушка достала из сумки какой-то свёрток и бросила на стол преподавателю.

— Что это? — подозрительно спросил Виталик.

— Я думаю, Вам будет любопытно заглянуть туда. И как только Вы это сделаете, я сразу же перейду к цели моего визита.

Хмыкнув, мужчина лениво и чуть раздражённо потянулся за свёртком. Развернув его и достав всё то, что лежало в нём, Виталик побледнел, а затем резко перевёл взгляд на довольно ухмылявшуюся Киру и, сдерживая холодную ярость, ломано спросил:

— Что всё это значит?

***

— Сможешь до завтра приготовить все бумаги? — сползая от усталости под стол, спросила Ира. — Если тебе нетрудно, разумеется... Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы твой зам умер смертью глупых, голодных, замёрзших и не спавших...

— Хорошо, — бодро отозвалась девушка.

— Спасибо, — грустно ответила из-под стола Ира.

Марина присела на корточки рядом со столом, под которым полуживая сидела голубоглазая. Потрепав девушку по волосам и ободряюще улыбнувшись, светловолосая помогла девушке выбраться из её домика. Отряхнувшись, Ира благодарно посмотрела на Марину, а затем, взглянув на часы, тихо охнула:

— Ничего себе мы засиделись.

— А что такое? — накидывая на себя кофту, удивлённо спросила Марина.

— Да уже половина одиннадцатого! А на завтра ещё столько делать надо, что лучше застрелиться сразу же на месте. Задави меня очки, за что! — воздев руки к небу, вернее, к потолку, спросила голубоглазая.

— А разве ты ещё ничего не сделала?

— Ни-че-го... — глухо отозвалась Ира. — Совсем ничего не делала...

— Ир, — мягко произнесла Марина, поднося девушке её ветровку. — Жизнь ещё не закончилась. Всё ещё впереди. И самое главное, знаешь, что?

— Что?

— То, что всё в наших руках.

Ира опустила голову и посмотрела на свои ладони.

— Ну, что, пойдём? — Марина уже стояла на пороге кабинета.

— Что бы я без вас делала в этой жизни? — тихо произнесла Ира, слегка улыбнулась и, взяв сумку с ноутбуком, погасила свет и вышла.

***

— На улице холодно как-то, — кутаясь в ветровку, сурово произнесла Ира. — Вроде и конец апреля, а всё равно холодно.

— Хочешь поговорить о погоде? — улыбнулась Марина.

Голубоглазая остановилась посреди улицы. Светловолосая ещё прошла пару шагов, пока не заметила, что её собеседницы уже нет рядом. Удивлённо обернувшись, девушка упёрла руки в бока и приняла вид а-ля «грозная мамочка». Шмыгнув носом, голубоглазая поправила очки и, не двигаясь с места, тихо, но так, чтобы смогла услышать Марина, спокойным, но как будто отстранённым и неживым голосом произнесла:

— Я в этой жизни прочитала много книг. От поэзии до прозы. От миниатюр до многотомных романов. Там были и любовь, и ненависть, и дружба, и предательство, и ревность, и верность... В общем, чего там только не было. Каждая книга — целый новый мир. Каждый персонаж — тоже целый мир. И, погружаясь с головой в эти миры, я находила ответы на многочисленные вопросы, что-то узнавала для себя заранее, открывала новое, смогла рассмотреть свои собственные ошибки. Я узнала поразительно много. Но одно дело читать о чём-то — неважно, понимаешь ли ты полностью, что чувствует герой или нет, главное, что общее представление ты о чём-то имеешь, — а другое дело попадать в такую же ситуацию. И, знаешь, раньше мне казалось, что так просто забыть какого-то человека или же желать ему счастья, быть верным другом, в то время как его или её избранник или избранница сейчас рядом с любимым тобой человеком. Понимаешь, всё оказалось очень трудно. Трудно простить. Трудно принять. Трудно не ревновать. До боли трудно.

Голубоглазая говорила всё это спокойным размеренным голосом, который не дрогнул ни разу. Голубые глаза ни разу не оторвались от серо-зелёных — Ира ни разу не мотнула головой, она вообще не шевелилась. И прежде, чем Марина уже приготовилась что-то сказать, голубоглазая продолжила:

— У нас с тобой совершенно разные ситуации. Но только теперь я понимаю, как долго ты страдала. И не просто понимаю. Я могу это чувствовать. А сейчас, — тут была сделана небольшая пауза, — я не знаю, как пересилить всё то, что живёт в моей груди, что хочет вырваться на волю, что хочет кричать, бежать, может, даже крушить и ломать. Самое ужасное то, что она рядом. Я вижу её каждый день. Марина, понимаешь? — всё-таки голос предательски дрогнул. — Не только в школе. Я вижу её во снах. Именно поэтому я бегу от них. Я вижу её в отражениях каждого предмета... Да что там! Я вижу её везде, потому что она многогранна. Она сочетает в себе столько благородного, прекрасного, чистого и неосквернённого... Мне даже стыдно допустить хоть малейшую вероятность того, что кто-то до неё дотронется. Она же ангел... А с Яной... — голубоглазая отвела в сторону глаза и посмотрела на парк, который уже постепенно накрывал грязный облаками купол ночи.

Марина с невыразимой грустью смотрела на Иру. Подойдя ближе, она уже подняла руку, чтобы обнять Иру, дабы позволить голубоглазой понять, что она не одна в этом мире, что у неё всегда будет поддержка, что светловолосая её не бросит, да только Ира резко и предупреждающе подняла руку, этим самым внезапным жестом останавливая светловолосую.

— Пожалуйста, дослушай. Просто дослушай, — так и не повернув головы обратно, твёрдо, но вместе с тем и просяще произнесла Ира. — Пожалуйста...

— Конечно, — мягко отозвалась Марина.

— Я не прошу для себя ничего. Я не требую ни от кого ничего. Я просто хочу, чтобы она была счастлива. Но это такое колючее и раздирающее желание... Неужели даже от желаний бывает больно? Причём настолько, что кажется, желание реально и осязаемо. Скажи, что это грызёт изнутри? Я ведь... Я ведь...

— Тш-ш... — тихо произнесла Марина и теперь позволила рукам притянуть девушку к себе.

Ира не сопротивлялась — скорее, просто доверилась рукам светловолосой. Так они и стояли несколько минут, овеваемые пронизывающим ветром и воспоминаниями о чувствах.

Голубоглазая не плакала. Ни один кристаллик слёз не скатился по щеке Иры, не проложил мокрую дорожку последующим слезам. Глаза были сухие, красные и полные боли. Только сейчас, только в эти минуты Ира позволила себе не скрывать того, что было схоронено за выстроенными много времени назад стенками. И Марина прекрасно это понимала. Понимала, как никто другой. Объятия говорят больше, чем слова сожаления, жалости или сочувствия. Тишину нарушало лишь размеренное дыхание, загробный гул ветра и далёкий шум прибоя.

— Слышишь? — тихо спросила голубоглазая.

— М? — отозвалась Марина.

— Рядом с нами проходят мгновения. Забавная вещь, которую придумали люди. Одни считают, что время лечит, другие — что учит. Я же вообще не верю во время. Есть только миг. Всё, что было до и будет после... Они далеки, хотя находятся рядом. Прошлое уже было. Оно потому и прошлое, что прошло. И больше не вернётся. А будущее никогда не наступит. Оно закрыто.

— И зачем я тебе, если ты сама себя реабилитируешь? — произнесла задумчиво Марина и не смогла сдержать улыбки.

— Привыкла всё сама, — виновато произнесла девушка. — Прости... Спасибо тебе большое, что выслушала. И прости за то, что тебе пришлось слушать весь мой сопливый бред. Надеюсь, ты не сердишься и всё ещё согласна приготовить все бумаги.

— Ну, даже не знаю, — притворно протянула Марина.

— Ну...

— И не извиняйся, ладно? В конце концов, нельзя же всё вечно держать в себе, делать всё самой и...

— Дорогие дамы, думаю, мне придётся прервать сейчас ваши душещипательные и трогательные разговоры ни о чём, — раздался рядом злостный голос.

Марина и Ира тотчас же повернулись и увидела, кого же принесла нелёгкая. Да, это был Виталик. Наскоро накинутый пиджак дрожаще трепетал на ветру и бил мужчину по заднице, однако Виталик не обращал на это ровным счётом никакого внимания. Глаза мужчины метали молнии, смертоносные разряды и не менее смертоносных попугайчиков. Марину эта картина не очень впечатлила, так что, только хмыкнув, она сложила на груди руки и недовольно посмотрела на мужчину. Ира непонимающим взглядом воззрилась на преподавателя, силясь понять, что он ночью забыл на улице и что он хочет от девушек.

— Ирина, Вы не могли бы оставить нас наедине? — не отрывая глаз от светловолосой, сквозь зубы процедил Виталик. — Пожалуйста.

— Вы думаете, я оставлю Вас, мужчину, ночью наедине с беззащитной, — когда Ира произносила это, Марина не удержалась и хмыкнула, — девушкой? Какого же Вы отвратительного обо мне мнения, однако, — сухо закончила голубоглазая.

— Ир, всё хорошо, можешь идти.

— Но Марина...

— Ир, правда, — девушка повернулась к голубоглазой и мягко улыбнулась.

Ира недоверчиво взглянула на преподавателя, затем перевела взгляд на Марину. Бросать светловолосую на произвол судьбы девушка не хотела, поэтому, вздохнув, строго посмотрела на учителя и твёрдым голосом произнесла:

— Я Вам не верю.

— Какая жалость, — в голосе Виталика так и слышалось сожаление, приправленное щепоткой смертельной обиды.

— Марина, я жду тебя возле входа в общежитие. Десять минут.

— Хорошо, Ир.

Последний раз недоверчиво посмотрев на мужчину, Ира не спеша двинулась в сторону общежития. Виталик смотрел девушке вслед и ждал, пока можно будет начать говорить. Когда голубоглазая отошла уже на почтительное расстояние — девушку просто захрумкал мрак, поэтому даже её силуэта было не видать, — Виталик решительно повернулся к Марине и теперь уже сам скрестил на груди руки, а затем голосом, сдерживающим злость и негодование, спокойно, словно сдерживая себя, произнёс:

— По-моему, мы договорились. Так? Я не трогаю Юлю, а вы, в свою очередь, милые дамы, не сдаёте меня, потому что — боже, как это удивительно! — я не хочу попасть за решётку. Тогда, позвольте спросить, дорогая... как там Вас? Маруся? Мариша? — мужчина закатывал глаза, словно показывая этим, что он не в восторге от себя потому, что не может вспомнить имя, а потом, хлопнув себя по лбу — хлопок был такой, что светловолосой на миг показалось, мужчина себе мозг через затылок вышибет, — произнёс возрастающем голосом: — Ах, да! Марина!.. Так вот... какого чёрта? М? Почему ко мне в кабинет вламывается какая-то особа, кидает вот этот свёрток, — мужчина достал из кармана пиджака какую-то ересь и потряс ей перед носом не моргнувшей Марины, — и говорит что-то про Юлю, про шантаж и про тюрьму?!

С ледяным спокойствием светловолосая аккуратно взяла из рук мужчины свёрток и медленно развернула его. Если девушка и удивилась, то она этого явно не показала. Виталик, который ждал от Марины хоть какой-нибудь реакции, поначалу молчал, а затем, не выдержав, вырвал из рук девушки свёрток и прокричал:

— Что это?! Откуда это взялось?! Ты мне сказала, что ничего делать не будешь.

— Я не знаю, что это, — арктическим голосом произнесла Марина. — Кто это принёс?

— А я откуда знаю? Новенькая какая-то, она ещё перед Новым годом перевелась, — мужчина явно нервничал. Казалось, что ещё немного, и кто-то ударится головой об асфальт — из-за истерики.

— Кира? — удивлённо спросила светловолосая.

— Да-да! Точно, так эту мерзавку зовут, — воскликнул Виталик.

— Ничего себе, — одними губами произнесла Марина, а затем уже вслух произнесла: — Думаю, переживать по этому поводу не стоит. Я с ней поговорю по душам. Так что это можете уничтожить или нет, мне всё равно. Если у неё будут копии этих фотографий...

— Там есть ещё и видео, снятое на телефон, — процедил мужчина.

— Отлично, разобью его о стенку, — с сарказмом произнесла девушка.

— Видео?

— Голову, блин, твою, — в сторону произнесла Марина так, чтобы преподаватель не услышал того, что она произнесла. — Неважно. Это всё? Или есть ещё что-то, что можно использовать против Вас?

Двусмысленность фразы Виталик не оценил, двойное дно не прощупал, а потому просто ответил:

— Нет.

— Ну, и хорошо, — пожала плечами девушка.

— Слушай, мне плевать, что я тебе не нравлюсь! Но своё слово я сдержал. Того же требую и от тебя. Не так уж это и много, а?

— Как будто это я виновата в том, что какая-то девушка приходит и шантажирует Вас. Тем более что это была только моя привилегия.

Пока мужчина негодующим взглядом пронзал девушку насквозь, Марина произнесла, что со всем разберётся завтра, что учитель может со спокойной душой идти баиньки и, если что-то не удастся, она пришлёт ему открытку в места не столь отдалённые. Виталик шутку не оценил, а лишь чем-то пригрозил светловолосой, но Марина уже не слушала.

Девушку обуревали самые разнообразные чувства: от впечатывания кирпича в чью-то противную морду до желания наконец-то увидеть своё лохматое чудо, которое, наверное, уже спит и видит десятый сон — на самом деле Юля резалась в очередную компьютерную игру, хрумкала вкусняшки и, стащив у Марины лифчик, нацепила его себе на голову, словно это был шлем знаменитого воина Лифсисяндра Бюстова.

Ира, как и сказала, терпеливо ждала подругу. Увидев приближающуюся к ней светловолосую, девушка облегчённо вздохнула — никто никого не убил и не съел, Марина жива-живёхонька.

***

— Твою макаронную фабрику!!! — зло кричала Юля. — Беги, идиот!!! Какого грёбаного волосатого ореха я прокачивала тебе... ТВОЮ ЖО... ЖЕЛУДИНУЮ ПЕНСИЮ!!! Чёрт, проиграла... Не-е-е-ет! Я столько времени на тебя потратила! Почему я играла без сохранения?!

Воспылав от гнева, переполнявшего всё существо девушки, Юля уже собиралась выкинуть ноутбук в окно, но Марина, перехватив руки девушки, подоспела вовремя. Аккуратно поглаживая по голове кареглазую, девушка пыталась её успокоить. Юля ещё что-то невнятно бормотала, но, заметив, куда она утыкается носом, коварно заурчала и уже потянулась было ручками к приспешникам Лифсисяндра Бюстова, как тотчас же получила увесистый подзатыльник. Это очень даже охладило пыл.

— За что?!

— Верни мне мой лифчик!

— Не отдам, — щёлкнув зубами рядом с рукой Марины, окрысилась Юля и, вскочив с постели, собиралась уже эффектно стартовать в неизвестном направлении, как запуталась ногами в них же и прочесала носом пол. — Что в игре, что в реальности, — досадливо протянула Юля. — Э... Эй! Слезь с меня! Нет! Не надо щекотать! НЕ-Е-ЕТ!

В общем, окончательно добив поверженного воина Грудляндии, Марина с победоносным видом стащила с головы Юли свой нагрудник и, слезши с кареглазой, побрела в душ.

Кареглазая с горем пополам оторвала лицо от пола и, увидев, куда побрела её девушка, кряхтя и пыхтя, поднялась на ноги. Воображая себя Джеймсом Бондом, Юля тихо, как только может пьяный слон, следом прокралась к двери ванной комнаты, но тут по иронии судьбы дверь захлопнулась и поцеловалась с давно не страдавшим носом.

— МОЙ НОС!!! Мандарина! Только выйди оттуда! Я тебя...

— И я тебя тоже, — раздалось с той стороны двери.

— Ну... и бу! — поставив этим самым точку в разговоре, Юля, считая себя победителем носорог знает чего, побрела в сторону постели.

***

Зайдя в ванную комнату, Марина включила воду и стала набирать себе тёплую ванную. Девушке было всё равно, что на дворе стояла ночь. Тело жаждало горячей водички. В скором времени опустившись в ванну, светловолосая потянулась за мобильником и, быстро набрав сообщение, отправила его Кире. На случай, если девушка спала, Марина позвонила Ире, которая, конечно же, читала книгу и потягивала горячий чай, и попросила её разбудить Киру.

Насладиться горячей ванной в полной мере у светловолосой не получилось. Когда девушка вылезла из воды и не спеша вытерлась, ей пришло ответное сообщение — Кира не спала.

— Отлично, — усмехнулась девушка.

Тихонько выйдя из ванной, Марина, осторожно ступая босыми ногами по полу, подошла к кровати Юли. Разумеется, кареглазая надеялась дождаться Марину, поэтому не раздевалась, кровать не расстилала, последствия своего пира не разгребла, поэтому и походила в данный момент на очень миловидного бомжика. Поцеловав в лоб дрыхнувшую без задних лап Юлю, светловолосая быстро и бесшумно убрала пакеты с желатинками, чипсами, конфетами, банку с маринованными огурцами и невесть откуда взявшийся чикенбургер. Выудив из-под пятой точки ноутбук, который Юля безжалостно придавила, Марина и его убрала от греха подальше. Теперь наступала самая сложная часть операции: раздевание и расстилание. Ну, с кроватью светловолосая ещё более или менее разобралась, а вот раздеть Юлю, при этом не разбудив её и не возбудив себя — хо-хо, — оказалось гораздо сложнее, но и с этой задачей Марина справилась блестяще.

Теперь со спокойной душой можно было идти переезжать катком одну особу.

Кира уже сидела на диванчике в гостиной и лениво перебирала стопку каких-то левых журналов. Девушка упустила тот момент, когда рядом с ней возникла светловолосая. Чуть не закричав от неожиданности, Кира отскочила на другой конец дивана, рассыпав при этом все журналы. Марина даже бровью не повела и никак не прореагировала на столь бурную реакцию.

Переведя дух, Кира наконец произнесла:

— Не подкрадывайся так больше.

— Как так?

— Со спины.

— Кто бы говорил, — с сарказмом заметила девушка.

Кира заткнулась и угрюмо промолчала. Кажется, теперь девушка начинала догадываться, почему Марина прислала ей смс в половину второго ночи, о чём с ней хочет поговорить светловолосая и почему у неё такой холодильникский вид.

— Значит так, — спокойно начала Марина. — Надолго я тебя не задержу, можешь не волноваться. Скоро пойдёшь к себе в комнату, наденешь свою любимую пижаму в розовую поню, ляжешь спать с плюшевым бегемотом и продолжишь смотреть сны о том, что бывает с теми людьми, которые бьют исподтишка и пытаются испортить жизнь сразу нескольким людям.

— Не понимаю, о чём ты.

— Послушай, Кир, — светловолосая, которая поначалу хотела всю суть проблемы изложить одним залпом холодного голоса, присела на диван рядом с девушкой и мягко продолжила: — Я понимаю, тебе больно. И да, я понимаю, — тут Марина специально сделала паузу.

Кира отвернулась и стала смотреть куда-то в сторону. Делая вид, что её интересует полное собрание сочинений Толстого, которое занимало несколько книжных полок, девушка с напускным любопытством разглядывала корешки книг.

— Послушай меня, пожалуйста. Месть — это дрянное дело. Кидаешь грязь в кого-то — она остаётся и у тебя на руках. Разве тебе оно надо? Разве ты хочешь всю жизнь портить чьи-то отношения, расстраивать судьбы, м? Ты никогда этого не хотела. Возможно, я была слепа и многого не видела, не понимала, но теперь я многое осознала. Очень важно не только устоять, но и выстоять. Всё проходит. Если ты думаешь, что что-то вечно, оно им никогда не будет. И пока ты это понимаешь, оно будет жить бесконечно долго.

Кира всё так же и смотрела на корешки книг, только теперь она глядела не на них, а мимо них. Смотреть в глаза Марине было невыносимо трудно. Если бы девушка накричала бы на неё, если бы она окатила её холодной речью, всё было бы иначе и воспринялось бы по-другому. А теперь, когда Кира сидела рядом со светловолосой, слушала её мягкий голос, в котором не было даже самой захудалой сосульки, слышала в нём колючее понимание, чувствовала в нём теплоту и желание помочь, было невыносимо.

Не сказать, что слова Марины подействовали на сто процентов — так никогда не бывает сразу, — не сказать, что Кира тут же бросилась на колени и стала просить Всевышнего о прощении, но какая-то невидимая сила стала просачиваться в щели эгоистической брони, сплавленной из лжи, коварства и зависти, и начинала мучить душу девушки сомнениями. Это было неприятное чувство. Впрочем, путь из грязи всегда колюч и неприятен — именно поэтому так мало людей проходят его до конца.

— Кир, пожалуйста, не втягивай в это Юлю. Она дорога мне, понимаешь? Как ни тяжело тебе это принимать, а придётся. И не мучь Надоедина, а то у него уже скоро нервный тик начнётся...

— Чем я хуже? — наконец подала голос Кира.

— Хуже, лучше... Разве можно сравнивать двух совершенно разных людей? Сравнивать можно только самого себя с самим собой из прошлого.

— М-м-м... — только и произнесла Кира.

— Отпусти всё, — мягко, но решительно произнесла девушка.

Кира не произнесла ни слова. Поняв, что разговор дальше продолжать не имеет смысла, так как это было бы уже похоже на размазывание соплей, а не на желание помочь, Марина положила руку Кире на плечо, словно говоря этим жестом, что всё обязательно будет в порядке, и только собиралась встать с дивана, как чей-то голос заставил ее резко обернуться:

— Ну-ну.

***

Проснувшись в два часа ночи, Юля обнаружила, что она раздета и лежит в тёплой и чистой постельке, нигде нет ни девственниц, ни драконов, ни тем более птеродактилей — последнее вообще шокировало девушку. Так же рядом не обнаружилось одного светловолосого объекта. Почему Марина отсутствовала в столь поздний и ненадёжный час, Юля не знала, а потому, решив поиграть в сыщика, напялила на голое тело огромную майку, в которой кареглазая чуть не потерялась, и выскользнула в коридор. Как это было ни тяжело признать... но все спали.

Юля встала на четвереньки и, принюхавшись, стала идти по следу. Шлейф Марининых духов тянулся в сторону гостиной — и, о аллилуйя, да возрадуются печеньки и печёнки! — и там же, по-видимому, и заканчивался. Когда девушка подползла к двери, она услышала знакомый голос. Ну, тут конспирация была послана ко всем чёртикам и, гордо ступив на порог, Юля только собиралась выдать царскую тираду, как замерла: Марина разговаривала с Кирой, причём таким голосом, что Юле захотелось кого-нибудь придушить. Немедленно.

— Ну-ну, — хмыкнула девушка.

На голос повернулись сразу две девушки. В глазах у Киры блеснула ненависть, в глазах Марины — обожепочемуопятьтакневовремя. Встав с дивана, светловолосая направилась к кареглазой. «Только не сбегай», — пронеслось в мыслях у Марины. И стоило старосте так подумать, как Юля развернулась и, даже не впечатавшись носом в косяк двери, стремительно пошла прочь.

Обернувшись к Кире, светловолосая произнесла:

— Я не прошу тебя становиться святой. Я прошу только подумать над моими словами. Не так уж и много, если рассудить.

И с этими словами Марина поспешила догонять свою вспыльчивую девушку.

Юля зашла в комнату и, дабы не крушить и не ломать ничего, подошла к своему столу, загребла целую жменю кока-кольных желатинок и, засунув их все в рот, стала с угрюмым видом жевать и таскать за пятачок Хряка. Свин отнёсся к такому повороту событий философски — бьёт, значит, любит.

Марина зашла в комнату буквально через минуту. В полумраке она не сразу смогла понять, что Юля обнимает огромную игрушку — ей показалось, что это бабайка пытается оторвать кареглазой голову, а она сопротивляется и держит его за... ну, неважно, просто сопротивляется.

— Швет не вклюшать, — с набитым ртом угрожающе произнесла Юля.

Присев на край кровати, Марина ласково отобрала у кареглазой Хряка и, поменявшись с ним местами — нет, тут Юля уже ни за что никого не держала, — притянула к себе насупившуюся девушку и, прижав к себе, нежно произнесла:

— Ну, ты и дубина.

— Я знаю, — буркнула Юля.

— Вечно нафантазируешь себе невесть что, а потом сама же мучаешься.

— Я знаю, — вновь буркнула кареглазая.

— А потом...

— Да знаю я!

Марина замолчала и радовалась тому, что в темноте можно скрыть улыбку. Почему девушка улыбалась, пусть останется тайной за семью замками, семью печатями, семью проклятиями, которые превратят любого, кто осмелится узнать причину улыбки, в толстую лысую выдру.

— Зачем ты к ней ходила? — тихо спросила Юля.

— Наставить на путь истинный.

— Почему ты ей помогаешь даже сейчас? Она ведь... — кареглазая вывернулась из рук Марины и, сев так, чтобы лицо светловолосой оказалось напротив её собственного, продолжила: — Она ведь столько гадости причинила, и боли, и вообще...

— Каждый заслуживает того, чтобы его простили.

— А иначе?

— Бензопила, — усмехнулась девушка.

— Вот это мне уже больше нравится, — коварно прошептала Юля и за воротник притянула к себе девушку.