Так было суждено

Внезапности

  С того времени, как зелёный велосипед с оранжевыми колёсами, тряся от страха своей цепью, был нагло украден и жестоко брошен на землю, а затем каким-то загадочным образом возвращён хозяину, уже минуло несколько недель. Инцидент не придавался огласке, однако всё-таки благодаря чьему-то длинному языку, который Марина арктическим голосом пообещала отрезать, прошёл грязный слушок, что староста и ещё три девушки ограбили магазин, угнали велосипед у директора и т. д. Конечно, этому вообще никто не поверил, так как светловолосая для всех была примером для подражания и объектом чуть ли не вожделения, но на душе оставался неприятный осадок, который практически невозможно было в один миг соскоблить.

Юля, которую Яна уложила спать по настоятельной просьбе Марины, сначала отчаянно брыкалась и кричала, что она супермен, который опаздывает на работу и хочет съесть хот-дог, потом остепенилась и засопела в обе дырочки. Яна же не удержалась и, взяв со стола маркер своей старой подруги, нарисовала Юле одну сплошную бровь, написала на лбу «йа Брежнев» и добавила усы. В итоге получился вполне миловидный кот. Разве одна сплошная чёрная бровь в три сантиметра толщиной портила всю картину.

Когда к полуночи возвратилась уставшая как собака Марина, кареглазая сбросилась на пол и стала махать лапой, как будто пытаясь дотянуться до невидимого клубка — да, Юле снилось, что она кот. Несмотря на то, что в комнате стоял непроглядный мрак — шторы были плотно завешены — и практически ничего не было видно, девушке всё-таки удалось различить брежневские брови, точнее бровь, а затем уже и усы. Светловолосая скептически посмотрела на недокота, который в тот момент мирно дрых на полу, и, не включая свет, дабы не разбудить несостоявшегося супергероя, разделась и без сил упала на кровать. Благо, что в школу на следующий день не надо было идти.

Когда кареглазая проснулась утром, она, понятное дело, ощутила все симптомы похмелья: невыносимая и раздирающая на куски головная боль, противная сухость во рту и отсутствие всякого аппетита. Разумеется, всё это было приправлено изрядной долей раздражения, так что кареглазая по утру ходила нервная, огрызалась больше и жёстче, чем обычно, но Марину не трогала. Толком вроде как и не помнила, что было, но чувствовала, что всё-таки благодаря светловолосой её задница осталась в целости и сохранности. Днём Яна рассказала, что было с девушкой и с Таней, и, хохоча, добавила туда, как обычно, драконов с девственницами. Второй половине рассказа Юля верила слабо, а вот за первую было всё-таки немного стыдно. Подойдя к Марине, когда та вернулась с совещания Совета Шестнадцати, пробубнила под нос что-то вроде «спасибо» и, не дожидаясь, ответа, умотала гулять, по пути чуть не сшибив Валю — если её вообще можно сшибить.

И сейчас Юля, уже освоившаяся в новой школе, изучила вдоль и поперёк здание и школы, и общежития, бежала как оголтелая, потому что уже очень опаздывала на урок. При желании девушка могла спокойно пропустить занятия, но только не урок Надежды Викторовны, её классной руководительницы.

На улице уже никого не было, никто никуда не спешил, что позволяло сделать вывод о том, что все нормальные люди уже сидят в классе и с заунывным выражением лица шкрябают в тетради «Такое-то сентября» и «Классная работа», которая никакой классной и не являлась.

Отдышавшись, переводя дух и набравшись храбрости, кареглазая нерешительно постучала в дверь кабинета, за которой слышалось, как ломались предметы, кто-то кричал: «Я не хочу умирать!» и хруст. Юля понадеялась, что это был не хруст сломанных конечностей, и открыла дверь. В классе все сразу притихли. Надежда Викторовна не привыкла, что к ней опаздывают на урок, дышат слишком громко и смотрят в окно — для Марины делалось исключение. Роковая блондинка строго посмотрела на опоздавшую, выдержала минутную паузу, за время которой ученица сама должна была себя расчленить, сжечь и развеять прахом над морем, а затем грозно вымолвила:

— Котикова... Вы, сдаётся мне, немного опоздали.

— Я? — глупо брякнула Юля, решив притвориться наивной дурочкой, которая забыла, что существует такое понятие как «часы».

— Котикова, почему Вы улыбаетесь? — вкрадчиво поинтересовалась учительница.

И вот здесь Юля прокололась. Она улыбнулась шире, чем того позволял случай — если он вообще позволял в этой ситуации улыбнуться.

— Здесь улыбаться имею право только я! Остальные получают либо так нужные мозгам знания, либо получают по этим же самым мозгам! Котикова, что Вы выбираете: н-ку в журнале или ответ по домашней работе?

Кареглазая честно задумалась. Н-ок у девушки за две недели наскреблось не так уж и много, но такими темпами её могут выгнать из школы за многочисленные прогулы. С другой стороны, домашнюю работу девушка не выполнила, потому что стащила у Марины ноутбук, пока та была на совещании, установила на него стратегию и долгое время в неё резалась, покуда у неё не отняли компьютер.

— Н-ку?

— Неверный ответ, Котикова, — прошипела Надежда Викторовна. — Можете оставить свой портфель, а затем идти к доске и отвечать то стихотворение, которое Вы, я очень в это верю, выучили. Я могу рассчитывать на высшее исполнение?

— Да, разумеется, — с каменным выражением лица произнесла Юля, в этот момент желая провалиться сквозь землю, нежели предстать перед всем классом и хорошо поставленным голосом произнести «э-э-э».

Яна, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула, так хитро и широко улыбалась, что кареглазой захотелось запустить в неё плоскогубцами, которые Валя постоянно носила с собой. Аня, в глазах которой Юля предстала незаслуженной жертвой Надежды Викторовны, думала, как лучше всего помочь восстановить справедливость, которая, по мнению рыжеволосого чуда, была самым наглым и бессовестным образом нарушена. В итоге девушка пришла к выводу, что будет шёпотом произносить каждую строку, а Юля — повторять за ней. Был риск, что это услышит Надежда Викторовна, но Аня решила попытаться хоть как-то выручить бедолагу. Ещё одной проблемой было то, что Аня сидела на третьей парте, то есть шёпот в этом случае являлся бы понятием относительным.

Таня ободряюще улыбнулась Юле, однако в этой улыбке было больше сочувствия, чем поддержки. Инна, которая сидела словно под чёрным куполом своих волос — лица девушки кареглазая так до сих пор и не увидела — и что-то бормотала себе под нос, негромко сказала:
— Поверь мне, новенькая, бывают вещи и похуже.

На произнесённую загробным голосом ободряющую фразу, из-за которой Юля чуть не ляпнулась в обморок и не поседела, кареглазая всё-таки благодарно кивнула.

И вот настал этот момент, когда Юля стояла у доски. Кареглазая давно просекла, что с такими учительницами, как Надежда Викторовна, обворожительная улыбочка не помогает, а лишь потом выходит боком, причём выходит, топчась именно по тебе, покуда ты не исторгнешь свой предсмертный стон.

— Что же за стихотворение Вы нам расскажете, Котикова? — если бы тигр умел улыбаться, то это было бы похоже на улыбку Юлиной классной руководительницы. Клыков, разве что, чуть-чуть не хватало.

— Мы сейчас проходим замечательную поэтессу, да... — пафосно начала Юля. — И, конечно же, я прочла далеко не одно её творение. Меня так захватили её стихи, что многие строфы перемешались в голове, и я не могу толком вспомнить, что к чему относится...

— Я уверена, — перебила Юлю Надежда Викторовна, — что Вы сейчас приведёте свои мысли в порядок и всё прекрасно вспомните.

— Да, разумеется, — на всякий случай кареглазая кивнула.

— И, к слову, какую замечательную поэтессу мы сейчас проходим?

— Ну, она такая замечательная... — начала девушка.

— Так какую?

Аня уже раскрыла рот и вот-вот готова была произнести фамилию, как Надежда Викторовна, не поворачивая головы в сторону рыжей, произнесла:

— Знаю, что наша третья парта всегда очень разговорчивая и всегда всё знает. Если услышу хоть одно слово, Котиковой сразу же ставлю высший балл в четверти, а тот, кто подсказал, будет иметь, в лучшем случае, минус два балла. Я надеюсь, я ясно выразилась?

Аня нахмурилась и уже хотела несмотря ни на что подсказать Юле фамилию, так как рыжая была человеком благородным и предпочла бы спасти кого-нибудь, пожертвовав самой собой, но девушку вовремя остановила Юля, отрицательно покачав головой. Помощь помощью, но лучше единица в журнале за один урок, чем потом испортить аттестат ни в чём неповинному человеку.

— Котикова, отчего Вы так молчаливы? Язык проглотили?

Марина, которая всё время со скучающим видом смотрела в окно, незаметно для учителя открыла в учебнике страницу, на которой была напечатана крупным шрифтом фамилия поэтессы, и перевернула учебник вверх ногами так, что Юля могла спокойно прочесть всё, что было написано на странице. Сама Марина сидела на первой парте — её пересадили, так как часто случалось, что старосту срывали с урока, дабы решить какой-либо вопрос — и поэтому не могла вызвать никаких подозрений со стороны преподавателя. Тем более Надежда Викторовна была более чем уверена, что светловолосая подсказывать никому не будет. Да Марина и не собиралась.

Смущённо кашлянув в кулак, надеясь тем самым привлечь внимание Юли, Марина придвинула учебник чуть ли не к самому краю парты. Кареглазая, конечно, никак не отреагировала на этот кашель — мало ли, почему человек кашлянул. Светловолосая кашлянула ещё раз. И опять никакой реакции не последовало. В итоге кашлянув уже в десятый раз — последний получился особенно злобным — и бросив недобрый взгляд на Юлю, которая в упор ничего не замечала, Марина замолчала.

— Вам плохо? — обеспокоенно спросила Надежда Викторовна.

И так почти всё внимание класса было уже отвлечено на Марину. Все, кроме Юли, разумеется, уже поняли, что светловолосая хочет помочь девушке.

— Нет, просто поперхнулась, спасибо, — коротко ответила девушка и вежливо улыбнулась.

— Чем?

— Воздухом, — брякнула Юля.

Конечно же кареглазая никак не могла удержаться, чтобы не съязвить, даже несмотря на то положение, в котором она находилась. Классная руководительница прожгла Юлю взглядом. Девушка поспешно посмотрела вниз, проверяя, не осталось ли прожжённых двух дырочек на её теле.

Марина приложила ладони к лицу, покачала головой, словно говоря этим, мол, ну что за дубина эта Юля. Потом девушка как бы случайно уронила ручку на пол, и она покатилась прямо к ногам Юли. Кареглазая уже наклонилась, чтобы поднять несчастный предмет, как её рука соприкоснулась с рукой Марины. Светловолосая едва различимым шёпотом произнесла:

— Читай с книги, лежащей на парте.

— Марина, что-то Вы странно сегодня себя ведёте, — подозрительно произнесла Надежда Викторовна. — С Вами точно всё хорошо? Заработались, видно, в Совете. Я могу освободить Вас от занятий, если Вам нездоровится.

— Благодарю, но, пожалуй, откажусь, — любезно отозвалась девушка.

— Ахмадулина? — выдала внезапно Юля. — А, ну, да, Ахмадулина. Чо эт я? Конечно Ахмадулина!

— Вот как? Вы всё-таки вспомнили? Что же, какой стих Вы выучили?

Марина, не отрывая взгляда от Юли, осторожно перелистала несколько страниц учебника, пропустив краткую биографию поэтессы, и остановилась на первом попавшемся стихе. Кареглазая как бы ненароком посмотрела на парту Марины и сквозь зубы едва различимо прошептала:

— А чо такой большой?

У светловолосой дёрнулась бровь от такого нахальства. Нет, ты рискуешь своим авторитетом, помогаешь этой пигалице со стихотворением, выручаешь её, а ей ещё что-то не нравится. А ведь авторитет — дело очень тонкое. Годы могут уйти на то, чтобы заработать себе авторитет, а рушится он в одно мгновение, и потом трудно его восстановить.

И всё-таки Марина, словно ведомая чьей-то рукой, перевернула страницу, на которой располагался небольшой стих, состоящих из четырёх строф.

— Я выучила... — начала Юля, немного щурясь, чтобы получше рассмотреть буквы на странице. — Прощание? — удивлённо вырвалось у девушки.

— Хороший выбор, — одобрительно кивнула Надежда Викторовна. — Что же, прошу Вас, Котикова, начинайте! Мы с классом просто горим желанием услышать данное творение великой поэтессы в Вашем исполнении!

Юля собралась с духом, пробежалась глазами по первой строфе, силясь запомнить хоть что-то, дабы не сбиваться и не путаться в словах при прочтении, начала: