Считаю до трёх

Часть 21

  Они сталкиваются на пороге. Шериф в форме, собирается уходить на ночное дежурство, и это можно было бы назвать удачным совпадением, но Айзек не верит в совпадения уже очень давно. Конечно, он прогуливался неподалеку и слушал. Можно было бы подождать еще немного, но со Стайлза сталось бы попытаться не впустить его, да и почему бы не показать шерифу, что у его сына есть друзья помимо МакКолла? Даже если это и не совсем так.

- Айзек? – старший Стилински смотрит удивленно, словно к нему на порог подкинули коробку с новорожденным котенком, но быстро справляется с собой: - Здравствуй. Надеюсь, ты к моему сыну, а не ко мне?

- Добрый вечер, - улыбается Айзек самой ясной своей улыбкой. Он умеет выглядеть ангелочком, для этого даже не нужно прилагать особых усилий. – Я принес Стайлзу кое-что по учебе.

Если его визит и кажется шерифу странным, то он никак этого не показывает. Просто отходит, пропуская его и одновременно нашаривая в кармане ключи от машины.

- Стайлз, к тебе пришли! – кричит он в сторону лестницы на второй этаж и снова обращается к Айзеку, чинно стягивающему с себя куртку: - Извини, я должен бежать. Шерифу не к лицу опаздывать.

Айзек очень вежливо с ним прощается и ждет, когда Стайлз спустится. Он слышит, как от дома отъезжает машина шерифа, и оглядывается, меряя шагами прихожую. Типичный «мужской» дом, в котором чисто, но не хватает чего-то важного, чего-то, что делает его живым. Айзек видит это сразу – он жил в почти таком же долгие годы.

- Это опять ты? – слышит он бормотание Стайлза. Слишком тихое, чтобы быть рассчитанным на человеческий слух.

Айзек перестает пялиться на фотографию шерифа, маленького Стайлза и улыбчивой русоволосой женщины, висящую на стене.

- Извини, но нет. Не он, - громко отзывается Айзек.

Стайлз чуть не кубарем скатывается с лестницы и смотрит на него, как будто оборотня увидел. А хотя погодите...

- Где тут у вас кухня? Я не откажусь от чая. - Так и не дождавшись финала немой сцены, Айзек бесцеремонно идет дальше, ориентируясь на запахи.

В кухне светло, пахнет хорошенько прожаренным мясом, смесью тушеных овощей и молоком. Айзек мельком взглядывает на плетущегося за ним Стайлза, тянет ноздрями воздух, и да, от Стайлза тоже веет молоком, сладкий теплый аромат, как от ребенка.

- Чай, - напоминает он, без приглашения усаживаясь за стол.

Стайлз буравит его тяжелым взглядом, но все-таки щелкает кнопкой на электрическом чайнике. Скрещивает руки, прислоняется к разделочному столу, будто уходит в оборону.

- Так, окей, - вздыхает он. – Что ты тут делаешь?

Болезнь вымотала его, об этом говорят круги под глазами, заострившиеся скулы и общая бледность. Одежда висит на нем мешком.

- Я что, не могу справиться о здоровье одноклассника?

- Ты? О моем здоровье? – Стайлз излучает скепсис. – Если ты так переживал, спросил бы у Скотта. Вы вроде ладите.

То, как он выделяет голосом последнее слово, заставляет Айзека расплыться в улыбке. Кто-то тут ревнует лучшего друга, а? На самом деле за последний месяц Скотт общался с Айзеком, пожалуй, больше, чем со Стайлзом, и ничего удивительного в этом не было. Пока Стилински варился в прошлом полнолунии, МакКолл его благоразумно не трогал. Не то чтобы Айзеку нравилось чувствовать себя временной заменой кому бы то ни было, но он слишком долго был в вакууме, и, несмотря на нахождение в стае, сблизиться со Скоттом оказалось... вообще-то, здорово.

Айзеку вдруг кажется, что Стайлз читает его мысли – и они ему не нравятся. Кто бы сомневался.

- Я спрашивал. Он сказал, что ты «похож на труп немного меньше».

- И ты ему не поверил.

- Поверил. Просто стало интересно посмотреть.

Айзек постукивает пальцами по столу, слушает, как колышется, будто рябь на воде, напряжение Стайлза, слушает, как горячо и гулко стучит у него за ребрами. Он немного нервничает, немного злится, но в нем больше нет болезненного, кричащего надрыва, который бил Айзеку по глазам еще неделю назад и который почему-то не замечали другие.

- Тебе правда лучше, - говорит Айзек.

Чайник, и так горячий, закипает быстро, ошпаривает кухню говорливым бульканьем воды и смолкает. Стайлз достает из шкафа две кружки и два блюдца, все как положено, кидает в каждую кружку по чайному пакетику, заливает кипятком, вытаскивает из ящика две ложки, кладет на стол, ставит сахарницу, садится напротив Айзека и спокойно спрашивает:

- Ты же не думаешь, что я буду обсуждать это с тобой?

А ведь он мог сделать вид, что не понял.

Айзек обхватывает немного замерзшими ладонями горячую кружку, и только от этого у него бегут колкие мурашки по рукам и спине, встают дыбом волосы на затылке. Только от этого.

- Нет. Не думаю. – Он старательно улыбается и пробует чай, обжигающий и слишком крепкий на его вкус, поздно вытащил чайный пакетик. На столе блестят темные капли, Айзек машинально стирает их. Он привык, что все должно быть чисто. Его приучили. – Можем обсудить, что такого случилось, из-за чего ты так внезапно заболел.

- Серьезно? – Стайлз насыпает себе сахар, громко бултыхает ложкой, размешивая его, и тоже делает глоток. – Ну ладно, если ты пропустил несколько уроков биологии, то слушай. Обычно это происходит оттого, что в воздухе, в воде и везде, где только можно и нельзя, живут такие маленькие хрени, называются бактерии. И вирусы тоже живут. И вот бывает так, что эта дрянь попадает в человека...

- Ха-ха, - говорит Айзек, и Стайлз затыкается. – На следующий день после того, как ты не появился в школе, Скотт ходил злой как дьявол, а у Дерека два дня был недоступен телефон. И знаешь, мне слабо верится в совпадения.

- А мне слабо верится в то, что мы с тобой можем говорить о чем-то кроме домашки по биологии или химии. Кстати, передай Харрису, что я каждый день благодарю Бога и бактерии за возможность не видеть его.

- Мы с тобой говорили о том, как поймать каниму, - возражает Айзек. – И вообще-то ловили.

- Отчаянные времена – отчаянные меры. Помнится, ты тогда был не в восторге, что мы со Скоттом участвуем в ваших стайных развлечениях.

Стайлз мнет пальцами картонный «хвостик» чайного пакетика, который истекает темной жижей на блюдце с веселой бело-зеленой каемкой. У него подрагивает нижнее веко левого глаза, почти незаметный для других, но дико раздражающий нервный тик.

- А печенек нет? – спрашивает Айзек. Ему неинтересно вспоминать про каниму, лень ворошить их глупые перепалки со Скоттом. Он помнит, как Стайлз тогда машинально заслонял их с Эрикой от накачанного кетамином, но все равно опасного Джексона, и этого достаточно. Айзек не уверен, для чего именно, но – достаточно.

- Правда, Айзек. Зачем ты пришел?

Стайлза редко можно увидеть таким, без улыбки, закатывания глаз и активной жестикуляции он будто голый. Айзеку вдруг становится неловко смотреть на него, и он опускает собственное забрало блуждающей усмешки, переключая внимание на кран, из которого раз в пять секунд – он уже хорошо прочувствовал ритм – падает тяжелая капля воды. Забавно, Стайлз опасается его и вместе с тем так неосторожно обнажается. Это все дом, та самая крепость, настоящая, а не мнимая, за стенами которой можно расслабиться. И Стайлз расслабляется. А сам чувствует, что где-то здесь, под мягкими коврами, рассыпаны иглы, и на них легко наступить босой ногой.

- Я просто хочу понимать, что происходит, - откликается Айзек наконец.

- Ну, тогда ты не по адресу, чувак, - Стайлз натягивает на себя привычный образ, как мокрую одежду. У него температура, на лбу и висках блестят капли пота, Айзек через разделяющий их стол чувствует жар, исходящий от его тела. – Я, конечно, могу ошибаться, но вроде бы ничего пока и не происходит, нет? Типа... никаких новых оборотней, никаких новых монстров. Старые тоже неплохо поживают, даже те, которые с того света вернулись. У охотников межсезонье, у Дитона ветлечебница, у школьников уроки, у команды лакросс, у растений фотосинтез. Все идеально.

- У альфы на уме совсем не стая, - вплетает в его слаженную цепь слабое звено Айзек. И почти слышит, как скрипит зубами Стайлз, продолжая улыбаться.

- Ваш альфа – вы и разбирайтесь, что у него там на уме.

- По-моему, тебе виднее, - глоток чая, невинный взгляд.

Иногда ему вспоминается та умирающая собака в клинике. Иногда он думает, что было бы лучше, если бы он ее тогда убил. Айзек не уверен, но, возможно, ему бы это понравилось.

- Помнишь тот недлинный список вещей, о которых мы с тобой можем говорить? – подбирается Стайлз. У него на щеках расползаются, как экзотические цветы, пятна лихорадочного румянца. По-хорошему ему бы лучше вернуться в постель прямо сейчас. – Дерек в него однозначно не входит.

От него вкусно, немного горько пахнет гневом, знать бы еще, на кого он направлен.

- А может, как раз Дерек в него и входит?

- А может, твой отец в него входит?

Айзек почти слышит, как щелкает у Стайлза внутри, заставляя перейти из обороны в наступление, без хождений кругами – сразу в больное место. В самое больное. Айзек смотрит на него золотистыми глазами, соскребает с кружки керамическую пыль отросшим ногтем и улыбается. Он не злится, на самом деле он доволен.

- Тебе интересно послушать о моем отце? – вельветовым голосом спрашивает Айзек, будто гладит Стайлза по щеке. Тот упрямо стискивает зубы, щурится, пытаясь разглядеть, во что же все-таки Айзек играет.

- А тебе интересно рассказать?

- Мой папа, Стайлз, долгие годы бил меня за неправильное слово, - Айзек отставляет кружку, расслабленно облокачивается о стол. – За плохую оценку. За неубранную комнату. За проколотое колесо на велосипеде. За разбитую тарелку. Иногда – бил. Это был хороший вариант. Иногда, но это еще когда я был помладше, порол ремнем. Знаешь, широким таким, кожаным. А еще у нас есть подвал, ну ты уже в курсе. Там тоже было весело, так весело, ты не представляешь. Особенно в холодильнике. Ты не представляешь... Твой классный отец, наверное, тебя никогда и пальцем не тронул, правда?

Стайлз молчит, шмыгает носом, сухо кашляет, но молчит. Только спрашивает его глазами – о том, о чем Айзек спрашивал сам себя не раз и не два.

- Да, я все это терпел. Я ведь любил его, у меня никого не было кроме папы. Он бывал веселым, он всегда покупал мне все, что нужно, он так заботился обо мне, о моем образовании и воспитании. Я любил его и я рад, что его больше нет. Я всю жизнь боялся своего любимого папы, и только когда я принял укус, у меня сошли все шрамы с тела. А тебя трахнули один раз, случайно, и теперь ходят хвостом, потому что он задыхается, потому что все идет к черту из-за тебя или без тебя, и почему бы, в самом деле, нам не поговорить о Дереке?

Айзек говорит все это монотонно, почти убаюкивающе, и снова вспоминает густую мягкую белую шерсть под ладонью, тусклые черные глаза и страшную, нестерпимую боль. Он хочет помочь. Он хочет убить. Он не может выбрать.

Стайлз смотрит на него долго, пристально. Крутит чашку в руках, отчего та противно скрежещет о столешницу – звук едва слышный человеку и раздражающе громкий для оборотня.

- Если я сейчас выплесну чай тебе в лицо, все заживет за пару секунд, правда ведь? – миролюбиво спрашивает Стайлз.

- Правда, - кивает Айзек. Он не шевелится, все так же подпирает голову рукой. – Так что давай.

Самое забавное, что он в самом деле готов позволить ему это и не оставить потом синяк во все лицо или чего похуже.

Стайлз это видит, чувствует как-то, удивленно поднимает брови, ища подвох, а потом фыркает и отпивает из кружки.

- Пошел ты.

Айзек вслушивается в него, вглядывается, внюхивается, бесстыдно и нагло, ему интересно, ему важно понять. Нет, не «что происходит», это и так ясно как божий день. Айзек хочет знать, сможет ли он так же, как Стайлз.

Станет ли и ему тоже – лучше.

- Извини, - говорит Айзек.

Стайлз измученно смотрит на него глазами в сетке лопнувших капилляров и эхом повторяет:

- Извини.

И ему правда очень жаль, это чувство тянется от него и тычется Айзеку в грудь, пробиваясь под кожу.

- Не самая удачная идея сравнивать, да?

- Отстой, Айзек, - кивает Стайлз. – Полное дерьмо.

- Только, знаешь... - наверное, ему не стоит говорить это, не сейчас или вообще никогда. Но у Айзека теперь высокий болевой порог, а Стайлз уже и сам мог догадаться. И даже если утешение тоже из разряда «полное дерьмо», Айзек все равно тихо произносит: - Со мной случилось то, что случилось, потому что на самом деле я был не нужен. А с тобой все как раз наоборот.

Стайлз утыкается лбом в прохладную столешницу, тихо хмыкает и собирается что-то сказать, но вдруг напрягается, вскидывается – и смотрит на Айзека с кривой улыбкой, как у хэллоуинской тыквы.

- Поздравляю. У тебя будет шанс задать свои вопросы более знающему источнику.

Айзек не сразу понимает его, а потом вслушивается в чуткую тишину дома, выходит за его границы... Его ошарашивает понимание, что Стайлз почувствовал Дерека раньше. Стайлз не его бета. Черт, да он даже не оборотень.

А Айзек не запер входную дверь.

- Привет. Давно не виделись, - улыбается он своему альфе, не собираясь поджимать хвост от каких-то там алых глаз. Можно подумать, в первый раз видит.

Только волк внутри тихонько скулит от того, как смотрит Дерек, и больше всего хочется свернуться на стуле клубком или... или перебраться поближе к Стайлзу. Потому что в том нет ни грамма страха, одно только усталое раздражение, и даже не на самого Дерека, судя по всему. Стайлза просто бесит вся эта ситуация.

- Айзек. Пошел. Вон, - рубит Дерек, медленно приближаясь. Что бесит его – Айзеку судить сложно. Наверное, в данную секунду это сам факт его существования.

Стайлз хлопает ладонями по столу, привлекая их внимание, и встает.

- Нет, знаете что. Валите-ка отсюда оба.

- Стайлз, - зовет Дерек, и это почти что чудо, свершившееся на глазах Айзека.

Большой страшный волк, который готов был разорвать Айзека на куски вот только что, будто сворачивается вокруг ног Стайлза. Видение такое яркое, что Айзек смаргивает.

- Все, время посещений закончилось, покиньте, пожалуйста, палату. Пациент нуждается в отдыхе. Нереально нуждается.

Стайлз смотрит на них обоих, как строгая училка на провинившихся школьников, и больше не утруждает себя словами. Просто разворачивается и уходит. Может, появление Дерека его доконало. Может, ему просто тяжело держать лицо.

Айзек слышит, как хлопает наверху дверь, как скрипит кровать и шуршит одеяло, а потом ясное:

- Айзек, кружку за собой помой, я тебе не горничная. И захлопните входную дверь.

Айзек смотрит на злого, явно злого Дерека, но думать может почему-то только о том, представляет ли он себе Стайлза в костюме горничной. Молчание растягивается, и Айзек, чтобы чем-то себя занять, несет кружку в раковину. Горячая вода чуть не ошпаривает руки, чайные разводы стекают в раковине к сточному отверстию, и Айзек все ждет, что Дерек что-то сделает или хотя бы что-то скажет, потому что он ведь наверняка слышал хотя бы часть их разговора, не мог не слышать. Кому бы понравилось, что в его дела кто-то лезет? Айзеку бы точно не понравилось. Особенно если бы он был альфой.

Кружка чистая, как новорожденная, только на одной стенке неглубокая царапина, но это ничего, почти что не заметно. Айзек трет руки полотенцем и, когда совсем уже нечего делать, смотрит на Дерека.

- Пойдем. Отвезу тебя домой, - говорит тот.

Здесь не место вопросам, и Айзек молчит. Молча идет за ним. Молча садится в машину. Дерек сердится, на кого-то из них троих точно сердится. Айзек не уточняет.

Он привычно ждет наказания, ждет упрямо, со стиснутыми зубами и поджимающимся у волка хвостом, а Дерек просто подвозит его и прощается. Это так странно. И кажется... кажется, от этого легче.