Считаю до трёх

Часть 22

  Уже подъезжая, Дерек понимает, почему у Эрики был такой странный голос, когда она звонила и просила приехать к Айзеку.

Бойд стоит на крыльце, как приговоренный к расстрелу. Неподвижная массивная фигура, темная кожа и черная куртка – в свете уютного фонаря он весь выставлен напоказ, и он ждет. Дерек паркуется, несколько секунд смотрит на него и только потом выходит из машины.

В теории Дерек должен разозлиться или, возможно, обрадоваться, но внутри тихо, полный штиль. Злиться сейчас он не может, не в этот вечер, а радоваться... После ухода Эрики Бойд еще целый месяц потратил на то, чтобы решить для себя, где он хочет быть. Не слишком воодушевляет и внушает доверие.

- Дерек, - кивает Бойд. Молчание альфы давит на него, раскалывает непроницаемое выражение лица, и сквозь непоколебимое спокойствие проступает испуг.

Щеку Бойда наискосок расчерчивают четыре глубокие царапины, которые он не исцеляет, потому что не может или не хочет. Вариантов всего два, и Дереку даже любопытно.

- Это Эрика или?..

- Эрика, - быстро перебивает Бойд, переступает с ноги на ногу.

Значит, не исцеляется специально. Трогательный способ извиниться, стоит признать. Дерек мысленно отмечает, что Бойд сделал неплохой шаг вперед на пути к самоконтролю: у остальных замедлять регенерацию получается не слишком хорошо и совсем ненадолго. Интересно будет посмотреть, чему еще он научился.

Дерек ловит эту мысль, будто прилетевшую со стороны, и понимает, что решение уже принял. И судя по тому, что Бойд уже здесь, вместе с остальными, возражать против его возвращения стая не будет. Разве что кое-кто в ближайшее время поточит об него когти чуть сильнее, чем следует.

- Я... хотел сказать... извини, что... - неудачно начинает Бойд, и вся его заготовленная речь скукоживается, как подожженная бумага, оставляя только обгорелую черную кромку из пауз и тяжелого дыхания.

- Завтра на тренировке поговорим, - обещает Дерек.

У Бойда такое выражение лица, будто ему вручили рождественский подарок, а не забронировали кровавую взбучку со сломанными конечностями.

С тихим щелчком открывается дверь, и да, разумеется, они все подслушивали, но выглядывает только Эрика. Дерека она сначала будто и не замечает – смотрит на Бойда со смесью досады и облегчения, а потом замечает его до сих пор располосованную щеку и не может сдержать легкой улыбки.

- Ты все-таки приглашен.

Эрика открывает дверь шире, пропускает Бойда в дом и вот теперь шагает навстречу Дереку.

- Решили устроить вечеринку? А если бы я вспомнил про обычай с вырыванием сердца предателям?

- Это не вечеринка. Это просто ужин, - отвечает Эрика. – Семейный.

Дерек собирается привычно отмахнуться от подростковых сантиментов, но Эрика вдруг обнимает его, укутывает облаком сладко пахнущих духов, прижимается крепко и стоит так, грея дыханием его шею. Это более странно, чем затягивать шипастый обод на голове у школьницы. Дерек не пытается отстранить ее, замирает, неловко пристроив руки на ее талии.

- Что это ты? – все же спрашивает он, когда Эрика его отпускает и делает шаг назад.

- Просто. Просто так.

- Только из-за Бойда?

- Не только. Мне давно хотелось. – Она жмет плечами и изо всех сил старается не показывать, что тоже немного смущена.

Крутой стерве не пристало лезть обниматься, но сейчас она выбивается из образа. Дереку почти непривычно видеть ее без боевого раскраса, кричащего всем окружающим «Эй, вы только посмотрите, какая я охрененная!» За время, прошедшее с ее обращения, Эрика успела немного обкатать и новую внешность, и новую самооценку. Ей теперь комфортно в самой себе, и желание все время будто выставлять себя на витрине в вызывающей одежде и с ярким макияжем если не пропало совсем, то существенно поубавилось.

А еще она стала намного лучше чувствовать чужие эмоции. И эмоции своего альфы – в первую очередь.

- Ты все время был какой-то злой и грустный. Нечего так на меня смотреть. Был. А теперь мы пойдем и будем ужинать, потому что даже тебе надо иногда есть.

Она вздергивает голову и заходит в дом, не дожидаясь возражений. Хотя Дерек не собирается возражать, скорее ему хочется спросить: если раньше он был злым и грустным, то какой же он тогда сейчас? И ему правда интересно, потому что сам он уже с трудом понимает.

В доме светло, как на праздник, музыкальный центр негромко наигрывает, в кухне Бойд уже о чем-то спорит с Эрикой, а в гостиной на диване устроился в ожидании ужина Питер. Трудно представить себе более нормальную картинку. Дереку – трудно.

- И чья это была идея? – спрашивает он, останавливаясь напротив Питера.

- Я что, опять главный подозреваемый? – отзывается тот. Он выглядит довольным и для разнообразия даже улыбается нормально, а не как затаившаяся под водой рептилия.

- Идея была моя.

К ним подходит Айзек, в руках у него стопка тарелок, явно «праздничных», которые обычно не ставят на стол без особого повода.

- Моя идея, мой дом, моя лазанья.

Он улыбается Дереку напряженно, словно все еще ждет расплаты за ту свою выходку, хотя прошла уже неделя. От этого немного досадно, холодком пробирает по загривку, но злость стихает, не успев шевельнуться.

- Ты готовишь, - констатирует Дерек, задавливая воспоминания о подслушанном разговоре, «со мной случилось то, что случилось», полынная горечь от них обоих, таких разных – такая одинаковая. Он не злится, почти не злится. Не на Айзека.

- Конечно я готовлю, - улыбается Айзек, ангельски. Наверное, даже не специально.

Конечно. Надо думать, в их идеальной семье не принято было спорить о дежурстве по кухне.

- Ты ведь не заезжал домой? – спрашивает Питер.

- Нет. А что?

- Твои вещи – там, - он кивает на черную сумку, приютившуюся возле кресла, и на мрачный вопросительный взгляд Дерека поясняет: - Ремонтные работы. Они приступили сегодня. Что? Я тебе говорил.

- Ты предлагал, - поправляет Дерек. – А я тебе даже ничего не ответил.

- Айзек, где тут у тебя чертовы ножи? – кричит с кухни Эрика, и Айзек ретируется, возможно, чуть более поспешно, чем хотел бы показать.

- Молчание – знак согласия, - замечает Питер смиренно. – И вообще, мы не можем больше жить в нашем доме... так.

- Не живи, - бросает Дерек и опускается в кресло.

Питер смотрит укоризненно, будто Дереку снова десять и он только что чуть не снял скальп с двоюродной сестры, всего лишь дернув ее за косичку.

- Айзек предложил погостить у него. Такой милый мальчик. Тут и для тебя комната найдется.

Он переходит от издевки к нормальному тону и обратно легко, будто ловит волну на серфе. Дерек сверлит его взглядом, вспоминает, что на Питера это не действует, и вздыхает:

- Обойдусь каким-нибудь отелем.

А вот теперь дядюшка удивлен, приятное разнообразие.

- Что, и это все? Не будешь сварливо бухтеть, что я не имел права затевать ремонт без твоего благословения? Даже глазами не сверкнешь? Нет? Да кто-то хорошо провел день, я смотрю...

- Просто заткнись, пока я не передумал, - советует Дерек.

Из кухни, простучав каблучками по коридору, появляется Эрика, немного встрепанная, с весело блестящими глазами и следами сахарной пудры на щеке.

- Через пару минут все будет готово. Нам даже не пришлось искать стол побольше, все должны уместиться. Но Джексон завтра все равно огребет за то, что не пришел. Делает вид, что мы для него – неподходящая компания. Говнюк.

- Джексона, вероятно, смутила не ваша компания, а моя, - замечает Питер. – Все еще дуется из-за своей девушки.

- А ты всего-то довел ее до нервного срыва и испоганил репутацию, - говорит Дерек.

- Вот именно!

- Ничего нашей королеве Мартин не сделалось, - фыркает Эрика. – Строит из себя, как обычно, центр вселенной. Они с Арджент обе хороши. А кстати об Арджент и арджентозависимых... Скотта тоже можно было бы позвать. И даже вместе со Стайлзом.

Она замечает пристальный взгляд Дерека, запинается и удивленно вздергивает брови:

- Что? Он забавный.

- Стайлз болеет, - мягко оттягивает внимание на себя Питер. Наверное, это его сверхчутье, или интуиция, или как это еще назвать.

- Ты-то откуда знаешь? – Эрика с интересом наматывает прядь волос на палец и прикусывает губу. – Ведешь тайную слежку за всеми школьниками города? Ищешь новичков в стаю?

Питер косится на Дерека и вынимает версию, как фокусник – кролика из шляпы:

- Фейсбук, дорогая. Основной инструмент спецслужб двадцать первого века и враг всякого уважающего себя параноика. Но я всего лишь изредка заглядываю. Чтобы знать, чем живет молодежь. Вроде того.

- Скучища, - выносит вердикт Эрика, но тут же будто ловит себя на мысли, которая чуть было не проскочила незамеченной. – Кстати, о Стайлзе...

И вот теперь она смотрит на Дерека, вопросительно и слегка недоверчиво. Глубоко вдыхает, снимая пробу запахов. Плохо. Очень, очень плохо.

- Я заходил к нему сегодня, - опережает ее вопрос Дерек.

- Зачем? О здоровье справиться?

Дерек прищуривается, стучит пальцами по подлокотнику.

- Тебе письменный отчет предоставить?

- Ой, да ладно!

Эрика облокачивается о спинку дивана, совсем рядом с Питером, и покачивает бедрами – в такт мыслям, не иначе. У Дерека неприятное ощущение, что его сканируют на эмоциональном фоне, чтобы вставить недостающие детали в паззл.

- Странно, - задумчиво тянет она. – Ты такой...

- Есть уже никто не хочет?

Айзек чертовски кстати, и судя по его ухмылке, он это прекрасно понимает. Эрика с видимым сожалением выпускает из зубов уже полузадушенную, по ее мнению, добычу.

- Жаль, - тихо говорит Питер, прежде чем они отправятся к остальным на кухню, - я бы послушал, какие логически цепочки умеет выстраивать эта белокурая головка. Хотя... такими темпами им скоро даже напрягаться не нужно будет.

Фирменный хмурый взгляд Дерека разбивается об него, как волна о прибрежные скалы. Разглаживая складку на брюках, Питер почти мурлычет себе под нос:

- Как это сейчас модно у подростков? Ммм... «палево», кажется. Однозначно палево.



А потом они ужинают. Постукивают ножи и вилки о тарелки, благоухает лазанья, кочует с одного края стола к другому блюдо с каким-то хитрым салатом, приготовленным Эрикой, звякают бокалы. По настоянию Питера, из запасов семейства Лейхи изъята пара бутылок лучшего вина, потому что «нечего добру пропадать, а раз алкоголь на оборотней не действует, то и запреты для детей тоже отменяются». С такой постановкой вопроса никто даже не думает спорить.

Немного не по себе Дереку только первые минут десять. Потом приходит тепло, словно свет, льющийся из люстры над столом, просачивается под кожу и течет по венам вместе с кровью. Что-то сдвигается в нем, вокруг него, выстраивая непривычную, но правильную картину. Несмотря на то, что Дерек постоянно рассказывает им всем, подросткам, рожденным людьми и ставшим оборотнями, что такое стая, на самом деле он наполовину забыл, каково это. Быть в стае. Иметь семью. Особенно когда раньше это было одним и тем же.

Размеренно и сдержанно рассказывает о своих недолгих странствиях Бойд. Осторожно, выбирает слова, но не таится – говорит как есть. Та, чужая стая, собралась уходить дальше, на старых местах ее ничто не держало, а Бойд оказался не готов. Страх, погнавший его из Бейкон Хиллз, отступил перед тягой к дому, к семье, к своим. Он ушел бы раньше, но Дерек понимает: не так просто покинуть альфу, который не хочет тебя отпускать. Не так просто было оставить Лору и уехать – это Дерек помнит хорошо. Ярко, будто только вчера они прощались. Он слушает Бойда, вспоминает сестру, и ему не больно, его не сдавливает виной, как тисками.

Эрика натягивает на пальцы полосатые гетры, слушает, перебивает, втягивает в разговор остальных, перемешивает темы, как ворох разноцветных фантиков, и Бойд благодарен ей, и царапины на его щеке почти затянулись, а Эрика пару раз пинает его под столом и смеется совсем не стервозно.

Айзек рассказывает Бойду о последней игре в лакросс, когда они с МакКоллом и Уиттмором размазали команду соперников по полю, как масло по горячему тосту. Болтает об учителях, о тренировках, о полнолунии, болтает странно много для себя, даже для нового себя – и купается в этом обычном вечере, как в полумифической ванне шампанского. Ныряет с головой, словно ищет на самом дне еще больше, еще сильнее, еще ближе – с единственными, кого теперь он может считать семьей. Он пересекается взглядом с Дереком, улыбается, извиняется молча, тут же забывает об обвинениях, он как будто забыл, что оборотни не пьянеют. Оттаявший снежный ангел, почти завораживающее зрелище.

И Питер. Со своими полуядовитыми комментариями ко всему на свете. С отеческими улыбками и шпильками в каждом втором слове. Дерек даже не сразу понял, что он приютил их, пока альфа, как последний мудак, сократил мысли о стае до почти недопустимого минимума. Это было бы похоже на захват власти, но такую опасность Дерек все же почуял бы. Эрика, Айзек, даже Джексон – все они воспринимали Питера как забавного немного чокнутого дядюшку, и ему нравится эта роль. Как будто ему самому иногда не хочется помнить, кем он был. Забавный парень вместо озверевшего альфы с выжженным прошлым – неплохая шкурка, почти впору, как маскарадный костюм. Если носить достаточно долго, глядишь, станет повседневным нарядом.

Не хватает Джексона с его слегка истеричным высокомерием. Не хватает Скотта, который наверняка до сих пор жалеет, что так и не пришел той ночью к Дереку. И даже Лидии, пострадавшей от оборотней и справившейся с этим, - не хватает.

Стайлза перечислять, пересчитывать вместе с остальными нет необходимости. Стайлз сидит в мыслях крепко, загнанной под кожу занозой, пульсирует в сердце, отдается во всем теле горячо, терпко, и да, господи, его не хватает здесь, за этим столом, с этой стаей. Это как пролом в броне, и это единственное, что мешает вину, лазанье, салату, теплому свету и несмолкающему разговору сложиться в идеальный, почти глянцевый образ.

Внимание соскальзывает на споре Айзека и Эрики о достоинствах и недостатках твиттера под аккомпанемент мудрых замечаний Питера. Дерек качает в пальцах бокал, вдыхает запах, осевший на его одежде. Уже привычная смесь лекарств, меда и Стайлза. Свою куртку, насквозь пропитавшуюся, набухшую этими одуряющими парами, Дерек забрал только сегодня. Оставил ее в машине, а толку-то. Эрика учуяла, Айзек – наверняка. В Питере можно и вовсе не сомневаться.

Сегодня они играли в плейстейшн. В гостиной, перед большим телевизором, усевшись в разных концах дивана, молча и остервенело колошматили каких-то монстров на экране. У Дерека звенело в голове, в сюжет игры он не вникал, но рефлексы работали неплохо – и у него получалось. Стайлз ворчал, психовал, собирался вырубить все на середине кампании, потом шмыгал носом и продолжал яростно колотить по кнопкам джойстика.

Дерек ловит себя на том, что улыбается, глупо и мягко. Эрика замечает тоже, наклоняет голову, хочет спросить что-то. И передумывает. Наверное, Питер остался бы доволен ее способностями к выстраиванию логических цепочек. Звеньев Дерек за последние полтора месяца разбросал предостаточно.



Когда все съедено и выпито, Эрика берет одноклассников в оборот, а старших выпроваживает с кухни, чтобы не мешали уборке. Дерек в гостиной подходит к сумке, проверяет, с чем Питер решил выселить его из дома. Оказывается, что с его исчезающе малым количеством вещей проблем не возникло.

- Если я что-то забыл – докупишь, - говорит Питер. – В дом соваться не советую.

- А как же твой диван? И стол? – почему-то вспоминает Дерек про новую мебель.

- Я их временно переселил, не стоит беспокойства.

Питер сыто прикрывает глаза, откидывает голову на спинку дивана и лениво дирижирует музыкальному центру, который все напевает негромко и мелодично.

- Они славные, - вдруг говорит Питер. – Правда. Немного не в себе... но мне нравится.

Дерек хмыкает и удерживается от комментариев.

А потом тон Питера неуловимо меняется, совсем чуть-чуть, как капля яда в стакан медовухи.

- Не хочется портить тебе настроение, но полнолуние близится, Дерек. Третье полнолуние. – Он открывает золотящиеся глаза, искры вспыхивают в радужке и гаснут, будто осыпаются в черные колодцы зрачков. – Ты же не только мышцы накачиваешь? Мозг, надеюсь, тоже привлекаешь. Для чтения, например.

- Я знаю, - бросает Дерек через плечо. Меряет комнату шагами, останавливается перед камином. На полке расставлены фотографии, обманчиво-счастливое семейство.

- Страшно?

Шепот тычется в спину, почти физически ощутимо, острием копья между лопаток.

Отвечать не хочется, да и не так уж нужно. Да, страшно. Волку или ему самому – уже не разобрать, уже не спрятаться за вторую сущность, как за щитом.

Дергает плечом – и достаточно.

- Я знаю, каково это, Дерек. Знаю это чувство, когда человек рядом – тот самый, и ты понимаешь, с каждым днем понимаешь все больше, все глубже. Моя жена была той самой. Помнишь ее?

Дерек помнит. Конечно, он помнит. Красивая, милая, пекла изумительные пироги и пахла ландышами.

Ее обгоревшее тело нашли в развалинах особняка. Она прижимала к себе их с Питером сына. Ему через месяц должно было исполниться три года.

- А еще я знаю, что ты думал, будто нашел свою Ту Самую, - глухо говорит Питер, и Дерек оборачивается.

Питер улыбается. Точно так же, как в ту ночь в больнице, ласково и безумно.

– Кейт как-то раз навещала меня, знаешь. Ее так бесило, что не все мы сгорели, но ты и Лора уехали – а я остался. И она долго пела мне песню, сладкую сказку о любви Ромео и Джульетты. Только концовка была не по Шекспиру. Я вспомнил об этом визите недавно, уже после того, как отправил суку в могилу.

- Питер...

- Ты был глупым подростком. Ты до сих пор расплачиваешься за это, правда ведь? – Питер поправляет запонки, приглаживает волосы, и огонек сумасшествия гаснет в его глазах. – Я убил собственную племянницу, потому что остатки моей личности жаждали мести так сильно, так неистово... Из-за моей семьи, да. Но особенно – из-за нее. Сейчас, когда ты увяз так глубоко, ты бы понял, Дерек.

В солнечное сплетение словно врезается чей-то кулак, со всей дури, и перед глазами становится бело, белоснежно до боли. Словно Стайлза пришпилили к огромной мишени, а напротив стоит обозленный Питер и целится в него, облизываясь от предвкушения.

- Если ты... если ты посмеешь... – слова встают ледяным комом в горле, морозят нутро, застывают в еще недодуманных мыслях.

- Я бы уже сделал это, если бы хотел, - спокойно, как напоказ, отвечает Питер. – Стоял бы рядом с тем фургоном и слушал, как замедляется его сердцебиение, а вместе с ним – и твое тоже. Даже если бы ты укусил его, Дерек, я дождался бы, пока ты станешь совсем слаб, открыл двери... вспорол бы его брюхо, медленно, чтобы вы оба прочувствовали... а потом ты умер бы. А я – стал альфой. Вот как все было бы, если бы я хотел.

- Но ты не хочешь, - говорит Дерек. Ему сложно верить, но и не верить не выходит.

- Шесть лет ненависти – долгий срок. Я устал от нее. Я убрал каждого ублюдка, который был причастен к пожару, и теперь знаешь, чего мне хочется? – он спрашивает, но ответа не ждет. Обводит рукой комнату, кивает в сторону кухни: - Этого. Я говорю тебе все это не для того, чтобы испугать. Я хочу, чтобы ты верил мне, Дерек. Мне кажется, я заслужил этот шанс. Тем более что мы оба по уши в вине. По локоть в крови. Все по-честному.

Дерек тяжело опускается на диван рядом с ним. Голова гудит, ледяной, неконтролируемый ужас отпускает понемногу, нехотя, и видения разорванного на куски Стайлза тают.

- Хорошо, - говорит он. Плечом касается плеча Питера, выдыхает, наклоняет голову. – Хорошо.

Питер хлопает его по колену, блестит глазами.

- Как думаешь, они слушали? – кивает на кухню заговорщицки. – Даже если да... ничего. Стая должна знать, какие скелеты висят у нее в шкафах. Про их скелетики мы уже знаем.

Они сидят молча какое-то время, после всего сказанного – ближе, чем за последние месяцы. И вечер все еще длится, все еще удивительный. Дерек перестал отмечать странности своей жизни, уже давно.

- А насчет полнолуния, знаешь... - говорит Питер, наклонившись к нему. – Не бойся. У меня хорошее предчувствие.

Дереку хочется скептически хмыкнуть, но он только отвечает почти беззвучно:

- Спасибо.

И Питер не уточняет, за что он благодарит.