Вчера я убил свою мать

Бог нас оставил

Всё самое страшное начиналось с первым снегом. Когда тонкий слой белоснежного покрывала превращал грязь в ледник, озёра – в прозрачные зеркала, отражающие бледное, почти безжизненное солнце, я понимал, что теперь начинались самые тяжёлые времена. Печка грела очень плохо, её жара порой не хватало даже на полдня. Приходилось выходить на улицу, под снегопад, вдыхая свежий морозный воздух, и рубить ещё больше дров, чтобы не замёрзнуть в собственном доме. Чугунные батареи отчего-то были ледяные, совсем не грели, и я чувствовал, что если что-то не предпринять, то вплоть до самой весны нам придётся жить в тёплой одежде, под несколькими одеялами лишь для того, чтобы на следующее утро хотя бы проснуться.
Мать всё так же уходила на работу, оставляла нас с отцом вдвоём. Между нами уже наладилось странное, мне не совсем понятное общение. Вроде бы мы как-то и не контактировали практически всю мою жизнь, а теперь мы были вместе сутки напролёт. Наверное, это происходило, потому что, кроме друг друга у нас никого не было. Никаких альтернатив, никакого выбора.
«Лезвие» всё ещё радовало нас своей скоростью и плавностью хода. За целый ноябрь мы плавали всего два или три раза, но каждый из них был незабываемым и по-своему особенным. Отец говорил: «Лучше побывать всего в нескольких местах, но изучить их вдоль и поперёк, чем облететь весь земной шар на скорости света и ничего не увидеть». И он был прав. Для далеких путешествий ни он, ни я не были готовы, хотя мне очень этого хотелось.
– Почему ты не очень уехать? – уже в который раз спрашивал я отца. Он уже несколько раз уворачивался от конкретного ответа, но отставать от него не входило в мои планы – слишком уж странно он себя вёл в последнее время.
– Не хочу, и всё, – ответил отец, продолжая руководить парусом. Я вёл «Лезвие» подальше от берега, где-то вдали заметил приближающуюся грозу: молнии вспыхивали белым огнём среди чёрных туч, ветер с каждой морской милей становился всё холоднее и тяжелее. Он бил нас по лицу, залезал под зимние куртки. Мне было совсем не страшно войти в этот зимний шторм, а вот отец немного струсил:
– Куда ты ведёшь? Там буря впереди, не видишь!
– Вижу! – громко ответил я, перекрикивая ветер. – Поэтому туда и плыву.
– Совсем с дуба рухнул? Ты убьёшь нас обоих! – кричал он, злобно смотря мне в глаза. Начинался дождь, и сквозь полупрозрачную стенку я не мог ясно рассмотреть его черты лица.
– Если хочешь, чтобы я повернул лодку назад, – деловито начал я, – то просто скажи мне, почему ты не хочешь уплыть отсюда навсегда. Есть же какая-то причина, ты просто её называть не хочешь.
– Шантажист проклятый! Разворачивай лодку! – кричал он в бессильной злобе. Он не мог отобрать у меня штурвал, его руки были заняты тросами, которые держали парус так, чтобы мы плыли прямо.  Если бы он отпустил их и бросился на меня, то «Лезвие» совершенно точно унесло бы в открытое море.
– Нет! Не разверну, пока не скажешь.
– Хватит в игры играть! – отец посмотрел вперёд и обомлел – буря была уже совсем близко. Молнии уже сверкали над нами, качка усилилась, белая пена и серая вода заливались на борт. – Мы же умрем!
– Просто скажи!
– Нет!
– Говори, отец! Я не развернусь, если ты не скажешь.
Буря была уже практически рядом с нашим маленьким хрупким парусником, она раскрывала свою огромную серо-чёрную пасть, выплёскивая тонны воды, огромные порывы ветра, кидаясь в нас молниями и громыхая цепями грома. Вся эта картина наводила истинный ужас, но я не сдавался – мне нужно были узнать причину.
Но в конце концов мне пришлось сдаться. Умирать никто из нас не хотел, поэтому я повернул штурвал в самый последний момент, когда огромная стена воды уже была у правого борта. Стоило мне взять обратный курс на берег, «Лезвие» тут же ускорилось. Мы добрались до пристани в то время, когда буря уже занималась на суше. Чёрные облака висели над нами, грохотали громы и сверкали яркие взрывы божественного электричества, словно взрывы огромных бомб в небе. Это было похоже на чью-то войну, но совершенно точно не нашу – она была слишком огромная, слишком сильная для нас, для земных тварей.
Как только мы привязали «Лезвие» к пристани и быстрым шагом зашагали обратно, отец дал мне безболезненный подзатыльник, злобно посмотрел в глаза:
– Ты вообще думал, что делаешь? А если бы не успел развернуться? Так бы и подохли в этой буре!
– Прости, не знаю, что на меня нашло, – виновато ответил я, понимая, что чуть не убил нас обоих только по своим определённым причинам.
– А я знаю, Билл, – фыркнул отец. – На тебя нашла жажда мести, ты хочешь отомстить матери, сделать ей как можно больнее. Только вот ты пытаешься сделать это всеми доступными способами, и это неправильно.
– Почему ты не на моей стороне? – обиженно спросил я.
– Я ни на чьей стороне. Вы оба хороши, не хочу себя связывать с этим, – развёл руками отец, вышагивая ровно и чётко по скользкой траве и грязи. – Я лучше буду наблюдать за вашим дурацким противостоянием издалека.
– Наши силы с ней равны. Тут нужна помощь.
– Нет, один из вас обязательно окажется сильнее. Только вот кто – это уже решит время. Вот и всё.
Больше на эту тему мы старались не разговаривать. Я не знал, как отец мог реагировать, если и дальше донимал бы своими расспросами, поэтому мне пришлось замолчать.
Мы вернулись домой и каждый занялся своими делами. Я тут же ушёл к себе в комнату – хотелось немного вздремнуть после такого маленького самоубийственного приключения. Тут же провалился в глубокий сон.