Сетка. Тюремный роман.

"Ночной разговор"

  Недели через две после своего возвращения в токаря Сергей как-то подошел ко мне на бараке. Я  сидел на своей шконке, пришивал пуговицу к бушлату. Он и говорит — спокойно так говорит:

— Саша, надо поговорить.

Поскольку все в нашей бригаде обращались ко мне не иначе как по кликухе моей — «Король», а Сергей — тот всегда только по имени, то я этому не удивился. Но все равно побелел от страха, а он, увидев мое недоумение и страх, улыбнулся, как уже бывало. Но в моем мозгу пролетело: «А из-за чего, собственно, я должен перед ним дрожать? Грехов за мной нет. Живу сам по себе, никуда не лезу, знай вяжу проклятую сетку».

— Саша, ты меня слышишь, а?

— Да. А что?

— Да не дрожи ты как осенний лист. Подойдешь ко мне после отбоя в каптерку. Я чай заварю, «индюку», есть печенье. Договорились?

Я вообще ошалел: чай, печенье — ну и дела! За какие такие заслуги? За сетку свою он давно со мной рассчитался. С чего бы это? Но Сергей снова улыбнулся — и я успокоился:

— Договорились.

До отбоя оставалось еще часа полтора. Люди, у кого еще были силы, слонялись по бараку или готовились в ночную смену. Остальные уже лежали на своих местах — кто спал, кто писал письма, кто гонял чаи, а кто, как я, приводил в порядок свой лагерный гардероб. Лампочки в бараке тусклые, видно плохо к вечеру и почти ничего не видно ночью, да еще и нары двухэтажные. Я уже давно спал на нижней шконке, и в этом были свои минусы: пока был наверху, мог хоть почитать, а теперь — нет. Так что я, пришив пуговицы, лег поверх одеяла и ждал послеотбойного часа.

Когда я вошел в каптерку, там сидели и чифирили Сергей и его «семья», да, еще каптерщик — уже немолодой мужик с большим сроком за то, что, застав жену с молодым парнем, заточил ее в чулан и продержал там месяца три. Так вот его посадили — как бы вы думали, за что? — за незаконное лишение свободы собственной жены и за жестокое с ней обращение. А того парня он сильно поколотил, так что плюс телесные повреждения. Каптерщик был неразговорчив. Он уже отсидел половину срока и готовился — за примерное поведение и честное отношение к труду — к условно-досрочному освобождению. «Вот выйду, — как-то сказал он, — я ее, проститутку, и вообще замочу в сортире». Короче, встал он, бедолага, в зоне на путь исправления. Так ведь и напишут в характеристике, когда досрочно освобождать будут. Бывает.