Таинственный замок или любовь без ответа

Часть седьмая

  На следующий день Зельда сразу же после музыкального занятия ускользнула в свою комнату. Она все время думала только о дневнике Берты Фюрстенберг. Окунувшись в чужую жизнь, девушка на время забывала о своих собственных горестях.
«...10 февраля 17... года»
  Фридрих никогда не любил февраль. Слишком холодно, серо и грязно. В этом мрачном замке и его окрестностях еще сильнее ощущались плохие стороны последнего месяца зимы. Доктор сидел у себя в комнате, поеживаясь от холода. Он чувствовал себя безразличным ко всему, отжившим свое древним стариком. Фридрих всегда был очень серьезным и потому казался старше своих сверстников. Ну а в этом замке при таком образе жизни действительно недолго было превратиться в престарелого. Доктор вздохнул и направился в столовую. Со стороны он совсем не напоминал собой старика. Во внешности Фридриха было немало привлекательного: правильные черты лица, выразительные глаза, густые и темные волосы, прямая осанка. Движения его отличались точностью и свободой - молодой доктор никогда не был неуклюжим или же чересчур развязным. Так он привычно и уверенно спускался по лестнице. Фридрих знал, что там, в столовой уже сидит Берта и ждет его. Почему? Доктор просто чувствовал, что она его ждет. Ну а Себастьян... Себастьяну никто не был нужен.
- Как идут дела в вашей лаборатории, Фридрих? - спросила Берта за обедом (Себастьян снова сидел в своем кабинете).
- Не думаю, что они вообще идут, фрау Фюрстенберг - ответил Фридрих с едва заметной, только ему свойственной улыбкой.
- А вы решили чем конкретно будете заниматься?
- Думаю, ботаникой. Всегда хотел лучше исследовать эту область науки и, быть может, даже вывести новые виды растений... Но все это пока что всего лишь неясные планы, фрау Фюрстенберг.
- Что ж, у вас целая жизнь впереди. К чему торопиться?
- Наверное, вы правы...
  Доктор не мог оставаться полностью спокоен. «Глупо, самовнушение, мне просто кажется» - думал он. Однако в глубине души Фридрих знал, что не ошибается. Лицо Берты в последнее время было несколько бледнее, чем обычно, круги под глазами с каждым днем проступали все ясней, а овал лица постепенно заострялся. Особых причин опасаться не было, ведь пульс и температура женщины оставались в норме. Доктор догадывался, что эти изменения связаны больше с душевным состоянием Берты. Она почти все время была одна. А Фридрих знал, что такие люди, как эта женщина, чахнут без любви, новых впечатлений, друзей. Он также давно убедился в том, что Берта слаба физически, и что условия, в которых она оказалась, да еще и в таком положении, вовсе не идут ей на пользу.
- Фрау Фюрстенберг, вам необходимо как можно больше гулять на свежем воздухе - сказал вдруг доктор.
- Но ведь такие холода, хотя даже не в этом дело. Просто очень скользко.
- Ах, да. Но вы можете попросить мужа сопровождать вас.
  Берта посмотрела на Фридриха долгим и печальным взглядом. В ее глазах было все, что она хотела, но не смела сказать вслух. Женщина просто не хотела просить о чем-то мужа, даже просто быть с ним рядом. Доктор все понял. «А ведь всего пол года назад я видел тебя такой счастливой...» - думал он, глядя в грустные и прекрасные глаза Берты.
- Вот что, - заговорил Фридрих через минуту - я попрошу Отто и Марию всегда сопровождать вас во время прогулок. Как только станет немного теплее, вы сможете спокойно выходить на свежий воздух хотя бы ненадолго.
- О, это было бы прекрасно! Спасибо вам, Фридрих, спасибо!
  Глаза женщины теперь наполнились радостью. Она заулыбалась, а взгляд ее засиял.
  «Так-то лучше» - подумал Фридрих, покидая столовую. Однако смутная тревога в его душе так и не улеглась.
  «...Сегодня такой холод, что дрожь пробирает. Вчера снег немного подтаял на солнце, а сегодня везде гололед. Фридрих по-прежнему заботлив и обходителен. Именно благодаря ему у меня теперь будет возможность часто выходить на прогулку. И я этому очень рада. Если честно признаться, холодные каменные стены этого замка уже нагоняют на меня тоску. Жду не дождусь хорошей погоды для прогулки...»
  «...18 февраля 17... года»
  Фридрих смотрел в окно. Там внизу гуляла по саду Берта вместе с Марией и Отто. Молодая хозяйка весело болтала со слугами и восхищалась всем вокруг. Доктора уже совершенно не беспокоили какие-либо чувства к Берте кроме опасений за ее здоровье. Он не мог пока что-либо предпринять, и от этого становилось еще хуже. А что может быть страшнее неизвестности и ощущение собственной бесполезности? Фридриху казалось, что жена хозяина замка, такая нежная и хрупкая, ходит по краю пропасти между жизнью и смертью. Откуда она возьмет силы, чтобы жить и не упасть в эту бездну? Хотя сам доктор думал о том, что эти мысли всего лишь порождение его разума, однако это было ничто иное, как предчувствие. Фридрих именно чувствовал, а не знал, насколько все плохо с Бертой. Он был уверен в этом, доктор замечал каждый усталый ее жест, каждый кусочек, оставленный на тарелке, каждый печальный и пустой взгляд, который появляется у заболевшего человека. Фридрих знал: прошлого не вернешь, но он не хотел, чтобы будущее Берты было таким ужасным.
  «...Наконец-то я вышла на прогулку! Мороз сегодня не такой сильный и ветра совсем нет. Как хорошо, что Фридриха попросил Марию и Отто пойти со мной. Местами земля скользкая, поэтому их помощь была кстати. К тому же мы с Марией без умолку болтали, и мне было так приятно говорить с ней. А то, наверное, я скоро вообще разучусь разговаривать. Фридрих в последнее время более задумчивый, чем обычно. В чем причина этого, я не знаю. Впрочем, ему, наверное, тоже немного тоскливо здесь. Но почему же он тогда не уедет? Хотя я этого ни капельки не хочу. Лучше пусть Фридрих будет рядом. Он напоминает мне о моем счастливом и беззаботном прошлом. От этого становится теплее на душе...»
«...20 февраля 17... года»
  Берта спускалась по лестнице и напевала веселую песенку. Фридрих наблюдал за ней из-за двери гостиной. Женщина была весела, но при этом очень бледна, и нетрудно было заметить, как тяжело ей дается каждая ступенька лестницы. Но вот Берта преодолела последнюю и остановилась, тяжело дыша. Вскоре она заметила доктора Фридриха и улыбнулась. Он смотрел на нее взглядом, полным мрачных предчувствий.
- Скоро весна! - воскликнула женщина и рассмеялась.
- Как вы себя чувствуете, фрау Фюрстенберг? - спросил Фридрих, не замечая ничего вокруг, кроме бледного лица и странного блеска в глазах Берты.
- Хорошо, - ответила она весело - ведь скоро весна, а за ней и мое любимое лето!
  Фридрих мчался по коридору к двери кабинета хозяина замка. Он постучался и сразу же вошел, не дожидаясь ответа. Себастьян смотрел на доктора своим страшным холодным взглядом.
- Что? - спросил он, не вставая с кресла.
- Ваша жена... - заговорил Фридрих, жалея, что вообще пришел сюда - Я думаю, что она серьезно больна.
- Чем же?
- Я пока не могу дать точного ответа, но... Боюсь, что ее жизнь в опасности.
- Что нужно предпринять? - невозмутимо задал новый вопрос Себастьян.
- В том-то и дело, что я не знаю! Я ничего пока не понимаю! А что, если она умрет? - повысил голос Фридрих, теряя самообладание.
- Все мы когда-нибудь умрем. Раньше или позже, особого значения это не имеет - сказал хозяин замка так спокойно и холодно, а доктор стиснул зубы.
- Что ж, тогда не буду более вас беспокоить - закончил он таким же холодным тоном и ушел.
  Фридрих быстро шел по хрустящему снегу. Он почти бежал, не видя ничего вокруг. Наконец, доктор остановился, схватившись за ствол дерева. Он стоял, опустив голову, совершенно не чувствуя холода, хотя и вышел из замка без накидки. Фридрих тяжело дышал, пытаясь справиться с новым чувством, которое обрушилось на него - чувством вины. «Я мог бы все это предотвратить...» - думал доктор, и на глазах его наворачивались слезы.
«...День сегодня просто замечательный! Мне так хорошо и весело от осознания того, что скоро придет весна. Я чувствовала себя немного нехорошо в последнее время, но я уверена, что весна и лето все исправят... Так странно. Когда я гуляла, встретила Фридриха. Он вышел из дому без накидки. Надеюсь, он не заболеет. Выражение лица у Фридриха было такое, будто случилось нечто ужасное, при чем по его вине. Он кивнул мне, а лицо у него было бледное-бледное. Быть может, его обидел Себастьян? Даже не знаю...»
  «...1 марта 17... года»
  Наступил первый день весны. Холод еще не отступил, но солнце уже с теплотой светило в окна замка. Слишком долго мороз сковывал окрестности. Теперь же от земли веяло новой жизнью. Берта выглядела такой радостной, стараясь скрыть свое недомогание. Однако Фридриха невозможно было обмануть. Он пытался найти решение, но оно так и не обнаружилось. «Июнь... Все решится в июне. Тогда и станет ясно...» - решил доктор, но все еще не мог успокоиться. Чувство вины все сильнее давило на него...
«...Весна наступила! Мне не верится! Даже у воздуха сегодня особый аромат. Это запах весны. Снега осталось уже совсем немного, так что я сегодня спокойно гуляла одна и наслаждалась. Наконец-то небо приобрело голубой цвет, а не серый. А как ласково светит солнышко! Все чудесно! Правда, мне все еще нехорошо, но, быть может, так оно и будет до июня месяца? Однако мне не стоит унывать, ведь все не так уж плохо. Просто я радуюсь весне и хочу, чтобы всем было хорошо...»
  Зельда плакала, читая эти записи из дневника. Она хорошо знала, что Берта умерла молодой. А значит с концом записок оборвалась ее жизнь. Судя по портрету, висевшему внизу, Берта никак не могла быть старше Зельды. Что же в самом деле произошло?
  Следующая запись была написана через довольно большой промежуток времени. Почти все записки стали еще короче, а почерк был немного изменен. Было видно, что слова выведены совсем слабой рукой.
«...6 июля 17... года.
  Все тот же запах лекарств в комнате. Точно такой же привкус во рту. Я прошу ставить стул вплотную к окну. Летом здесь очень красиво, а я хочу видеть это, пока могу...»
«...10 июля 17... года.
  Бедный мой мальчик. Бедный Франц. Мне с трудом верится, что это мой ребенок. Он почти не плачет, а только смотрит на меня глазами Себастьяна...»
«...18 июля, 17... года.
  Они думают, что я ничего не понимаю. Я стараюсь смеяться и улыбаться, чтобы слугам и Фридриху не было так тяжело. Каждую ночь я слышу, как Мария плачет...»
«...20 июля, 17... года.
  Сегодня мне приснились дядюшка Иоганн и тетушка Лизбет. Все было также, как и год назад. Они сидели вдвоем в гостиной в их доме в Дрездене. Дядюшка читал книгу, а тетушка слушала. Надеюсь, они никогда не узнают, как все закончилось для меня...»
«...25 июля 17... года.
  Себастьян приходит иногда взглянуть на меня. Смотрит и уходит, не говоря ни слова. Чувствую себя виноватой в чем-то...»
«...2 августа 17... года.
  Мне хочется убежать от самой себя. Я очень устала. Замечаю, как постепенно мне все становится безразлично...»
«...11 августа 17... года.
  Сегодня муж снова зашел. Молча он взял меня на руки и понес в сад. Себастьян остановился у пруда, держа меня на руках. «Фридрих сказал, что тебе здесь нравится» - сказал он. В последнее время я потеряла способность удивляться. Я просто спокойно смотрела на природу вокруг, а муж все держал меня на руках, как младенца. И тут я поняла одну важную вещь: я не виновата в том, что я никогда не смогу любить Себастьяна, а он не виноват в том, что не полюбит меня. Я почувствовала большое облегчение и второй раз в своей жизни поцеловала мужа. Я ничего не ждала от него, а он ничего не ждал от меня. Себастьян еще немного походил со мной по саду, а потом отнес обратно. Я всегда буду помнить этот день...»
«...18 августа 17... года.
  Я почти не сплю по ночам. Смотрю на раскрытое окно и дышу ночным воздухом. Именно в такие моменты мне немного страшно...»
«...23 августа 17... года.
  Лето уже почти закончилось. Мне казалось, что часы тянутся так медленно, однако время пролетело очень быстро. Я жду, когда все завершится...»
«...25 августа 17... года.
  Мне становится все труднее держать перо. Оно с каждым днем будто бы становится все тяжелее. Не знаю, зачем я делаю эти записи, но, похоже, что это немного помогает мне...»
«...31 августа 17... года.
  Сегодня последний день лета. Я все время смотрю в окно. Мне кажется, что, когда уйдет тепло, то уйду и я. Скоро с деревьев опадет листва и наступят холода. Увижу ли я все это?..»
«...5 сентября 17... года.
  Сегодня я попросила Марию собрать первые осенние листья и поставить их в вазу. Она принесла мне золотые листья с деревьев в саду. Красных пока еще нет. Быть может, я дождусь, когда листья покраснеют? Когда Мария ставила их в вазу, она опять незаметно плакала. Очень добрая женщина...»
«...13 сентября 17... года.
  Еда постепенно теряет свой вкус. Я все еще хорошо вижу и слышу, но чувствую себя совсем слепой и глухой. Почти все время перед моими глазами одна и та же картина, я слышу одни и те же звуки...»
«...21 сентября 17... года.
  С каждым днем становится все холоднее. Я уже почти не встаю с постели. Мне все время холодно, я никак не могу согреться...»
«...1 октября 17... года.
  Скоро будет ровно год, как я приехала в этот замок. А мне кажется, будто прошло уже двадцать лет. Недавно я попросила у Марии зеркало и не узнала себя в нем...»
  Зельда все плакала и плакала, но не останавливаясь читала записи одну за другой. Теперь осталась только одна, последняя и самая длинная из всех.
«...14 марта 17... года.
  Я собрала все свои последние силы, чтобы закончить этот дневник. Хотя домочадцы и молчат, они отлично знают, что уже очень скоро меня не станет. Я и сама это хорошо понимаю. Мне уже не страшно уходить и совсем не жаль. Быть может, мне жаль только той жизни, которой я могла бы жить. Там были моя юность, друзья и близкие, там был Фридрих. Совсем другой Фридрих, не такой, каким он стал теперь. Я поняла, что он любил меня тогда, а я любила его. Но все это было в той прошлой жизни. Этим чувствам нет места в теперешней. Я рада, что когда-то любила, и не жалею, что не вспоминала об этом чувстве после своего замужества. До последних недель я не думала о своей любви. Она навсегда осталась в прошлом, и я не стану больше вспоминать о той привязанности. До последнего вздоха я буду помнить августовский день, когда я, вглядываясь в природу, отпустила свой страх перед Себастьяном и отбросила все тревоги. Мне все стало слишком ясно, чтобы теперь переживать за что-то. Я так и не смогла привыкнуть к своему ребенку. Быть может, это и к лучшему, ведь очень скоро я уйду. Франц будет расти без матери, он не запомнит меня. Я и не хотела бы, чтобы меня хоть кто-нибудь запомнил такой, какая я есть сейчас. Пусть все помнят ту, которая осталась на портрете, написанном в Париже накануне свадьбы. Пускай Фридрих помнит меня, как сновидение в летнюю Парижскую ночь. Я никого и ни в чем не обвиняю. Все уже сложилось так, и ничего не изменить. Я попытаюсь встать и спрятать свой дневник в детской. Зачем? Не знаю, наверное, прихоть больной. Частичка меня останется здесь, в этом замке. Не знаю, кто найдет эти записи, мне это уже неважно. Я просто оставлю после себя промежуток жизни, запечатленный на этих страницах. И, кто знает, быть может, они сослужат кому-то добрую службу.
Берта Фюрстенберг из Фюрстенберг-хауса».
  Берта умерла восемнадцатого апреля. Она угасала тихо, безмолвно. В последние минуты женщина не пыталась ничего говорить. Перед последним вздохом она слабо пожала руку Фридриха. Он стоял рядом и смотрел, как Берта умирает, не в силах что-либо сделать. Себастьян тоже был в комнате. Его лицо как всегда было спокойным, бесчувственным ко всему. Муж никак не отреагировал на то, что жена взяла доктора за руку. Себастьян был слишком умен, он знал и понимал все куда лучше, чем даже сами Берта и Фридрих. Через несколько минут наступила мертвая тишина: женщина перестала дышать. Доктор взял зеркало и проверил наверняка - она действительно не дышала. Он проверил пульс на безжизненно повисшей руке - пульса тоже не было. «Все...» - сказал Фридрих хриплым голосом. Себастьян постоял еще немного, а потом молча вышел из комнаты. Доктор поцеловал руку Берты и заплакал. Он сел в кресло у окна, а слезы текли по его щекам. Фридрих плакал, как в детстве, когда он еще не совсем спрятался под непробиваемый панцирь и не запрещал себе чувствовать. Доктор вспоминал бессонные ночи в лаборатории над медицинскими книгами и склянками с лекарствами. Он сам превратился в больного, похудел и побледнел, не жалея сил пытаясь сделать хоть что-нибудь, но все это оказалось напрасным. Ведь основная причина заключалась в том, что сама Берта перестала бороться за жизнь. По сути, Фридрих был ни в чем не виноват. Однако он этого не признавал, поэтому и испытывал ни с чем не сравнимую боль в тот момент.
  Молодую хозяйку хоронили на следующий день, как только был привезен гроб. Казалось, ничто уже не напоминало о ее болезни: все лекарства были убраны, спальня проветрена и прибрана, никто уже больше не дежурил у постели больной. Берта лежала на заправленной кровати в своем любимом светло-зеленом платье, ее каштановые волосы были тщательно причесаны и пахли духами, а в руках у нее были весенние полевые цветы, источающие едва уловимый аромат. Лицо женщины было страшно для того, кто хорошо знал эти черты, оживленные эмоциями, дыханием жизни.
  Погода стояла пасмурная, но дождь все никак не шел. Фридрих и Себастьян молча наблюдали, как происходят похороны. Вся женская часть прислуги рыдала в голос, мужчины помоложе украдкой вытирали глаза рукавом, старики же просто угрюмо поглядывали на доктора и хозяина. Говорить было и вправду не о чем. Небо все больше хмурилось, будто тоже чувствовало себя виноватым в смерти Берты. Дул сильный ветер, который заставлял молодую листву тревожно шелестеть. Гроб уже полностью засыпали землей, а обитатели замка все стояли возле могилы, не в силах двинуться с места. Казалось, сам воздух был пропитан горечью скорби. Только лишь на Себастьяна ничего не могло подействовать: он по-прежнему оставался спокойным, словно каменное изваяние. Фридрих внешне казался почти таким же, как и хозяин замка. Однако в душе доктор очень скорбел. Его сердце разрывалось на части от горя и чувства вины. Фридриху хотелось кричать во весь голос, но этого он, конечно же, никогда бы не сделал.
  Наконец, пошел дождь. Слуги поспешно зашли в замок, опасаясь подхватить простуду, которой боялись, наверное, больше всего на свете. Теперь на кладбище остались только доктор и муж покойной. Себастьян пристально посмотрел на Фридриха.
- Любовь... - холодно сказал хозяин замка, кивая на могилу - Вот она, ваша любовь... Мне жаль вас.
  Он похлопал доктора по плечу и быстрым шагом направился к замку. Фридрих не шелохнулся и продолжал стоять. Дождь все капал, не переставая, а он не обращал на это никакого внимания. Нечеловеческими усилиями доктор пытался усмирить бушующие в нем чувства, как делал это всегда. Однако сегодня заглушить душевные страдания оказалось гораздо тяжелее, чем обычно. Поэтому Фридрих так долго стоял на кладбище под дождем. Наконец, собрав всю свою силу воли, он отпустил эти чувства. Доктор будто бы похоронил их вместе с Бертой, все переживания, воспоминания, угрызения совести. Он снова пообещал себе, что не позволит никаким чувствам взять над собой верх. Фридрих также дал себе еще одно обещание. Он резко выпрямился, откинул мокрые пряди волос со лба и сказал про себя: «Конечно, я не смогу дать ее сыну сердце, но я сделаю все, чтобы он не стал точно таким же, как Себастьян!»
  Доктор Фридрих сдержал оба обещания, данных самому себе. Он не позволял себе предаваться воспоминаниям и тоске, а также сам воспитал Франца, привив ему достойные качества и прекрасно развив его ум. Фридрих на протяжении многих лет совсем не думал о Берте, пока в замке не появилась Зельда, которая так живо напоминала всем покойную хозяйку.