8 120 СЛОВ

ШУРИК

Мне сегодня опять снилась встреча в метро с моей прекрасной незнакомкой. Я скажу даже больше: впервые за всё время, что она мне сниться, мы с ней сидели в кафе и пили кофе. Но, как бы мне не хотелось посмаковать воспоминания о сновидении, я старательно восстанавливаю утерянную из-за поломки компьютера третью главу диссертации.

Стемнело, но я продолжаю стучать пальцами по клавиатуре моего компьютера, набирая текст. Пишешь, потом перечитываешь, удаляя треть написанного, опять пишешь и пишешь, и опять перечитываешь и сокращаешь. Как же трудно порой найти правильные и не грубые слова, чтобы охарактеризовать некоторые спектакли, описание которых необходимо включить в диссертацию! А отзывы на спектакли? «Пьесу сыграли практически без купюр и оставили жесткий финал, отрезвляя публику. Я плакала как маленькая девочка», – пишет зрительница. Ты что серьёзно? Я не понимаю, как можно плакать в конце спектакля, когда два чудовища: психически-неуравновешенный родитель и ребёнок-тиран, кончают жизнь групповым самоубийством? Вы что, белены объелись? Я вообще с трудом понимаю, в чём заключается суть истории, рассказанной в этом спектакле. Плакала она! Я понимаю, как можно плакать, когда смотришь «Белый Бим, чёрное ухо», «Могилу светлячков» или, например, «Рыжего пса».

Мысли начинают путаться из-за того, что начинает действовать обезболивающее. Что ж, надо сделать перерыв. А раз я бросаю курить, посмотрю-ка я, наверное, какой-нибудь фильм. Погрузившись в странный запутанный сюжет «Истинной грусти», не замечаю, как домой вернулась мама. «Привет, Шурик! Ты чего в потёмках сидишь?», – первое, что спрашивает мама, когда проходит в комнату и включает свет. Потом, заметив, что я смотрю на своём лэптопе мультфильм, улыбнувшись, замечает: «Японский мультик! ». «Это детектив. Вернее, триллер», – поясняю я. «А всё потому, что когда тебе было три года, тебя за ручку японцы через Свислочь у водопадов переводили», – смеётся мама. В ответ только пожимаю плечами.

Я помню некоторые эпизоды из раннего детства: как я в полтора года на даче падал в лужи (и перепачкался в грязи буквально с ног до головы), как в два года у нас появилась собака – тибетский терьер Пушок, как в три года я встречал с родителями новый год. Как меня за руку переводили у водопадов японцы, я, к сожалению, не помню. Впрочем, искать в этом событии какой-либо глубокий метафизический смысл вряд ли стоит. Метафизика моего существования сейчас представляет собой гремучую смесь из невероятной благодарности маме (за то, что она взвалила на свои хрупкие плечи заботы обо мне, когда я стал немощным инвалидом), и чувства стыда перед матерью, так как от меня крайне мало пользы.