Перевоспитать охламона-Натализа Кофф

Глава одиннадцатая, в которой Василий Павлович начнет расходовать свои нервы

Первым проснулось осознание, что все охренительно прекрасно. Прекрасно и всё тут. Потом Васька открыл глаза. Да, точно все замечательно.

Пигалица спала, сонным котенком уткнувшись в его плечо, пряча нос и щекоча рыжими волосами, рассыпавшимися по его груди. Васька улыбнулся. С одной стороны, не верилось и все казалось фантазией, сном, которые он уже привык рассматривать ночами, мечтая о девчонке. С другой — все было до чертиков реальным. Но, на всякий случай, Василий втянул носом аромат волос Груньки, доверчиво спавшей в его руках, чтобы удостовериться, что не бредит. Это сейчас она спала и не шевелилась. А ночью, едва-едва он вырубился, как тут же проснулся. Девчонка не привыкла делить свою постель хоть с кем-то. То она брыкалась, что-то недовольно ворча сквозь сон. То норовила отодвинуться к самому краю, постоянно сбрасывая руки Васьки с себя. Пока Барину не надоела эта игра в «Кошки-мышки» и тогда он подгреб девчонку под бок и зажал крепко, удерживая рукой за плечи, а ногу закинул на ее бедра. Во сне Грунька что-то проворчала, выдохнула и затихла. Больше не просыпалась и спихнуть его, Барина, с постели не пыталась.

Взгляд Василия прошелся по темным, бронзовым ресницам, по веснушчатому курносому носу, по розовым щечкам, по чуть приоткрытым губам, которые вмиг захотелось поцеловать. Но Васька не решился, пусть и было огромнейшее желание разбудить девчонку поцелуем. А потом и более откровенными ласками. Он был уверен, что такое пробуждение пигалице придется по вкусу. Василий решил дать пигалице выспаться.

Ваське вдруг подумалось, насколько дорога и нужна она стала ему. Ведь времени прошло — кот наплакал. А уже нужна. Но это, почему-то, не пугало. Вот кто-то из знакомых мужиков жаловался, что серьезные отношения душат, угнетают, и хочется свободы. Нет, Ваську это не трогало. Его беспокоил другой момент. Очень беспокоил.

Груньке всего девятнадцатый год, мелкая еще, девочка совсем. С Барином у них разница в возрасте почти десять лет. Вроде бы и немного. А с другой стороны — пропасть. Однако, опять же не возраст заботил Ваську. Был другой момент, от которого Барин сходил с ума.

Ревность.

Эта гадина поселилась в его душе и основательно портила жизнь, поднимая свою ядовитую голову и настырно отравляла мозг. Особенно, когда пигалица улыбалась не ему, Василию, а «левым» типАм. И ладно бы, отцу улыбалась, или Михалычу, да даже с Вовчиком Барин готов был мириться. Но как заставить заткнуться гадюку-ревность, когда Васька замечал заинтересованные взгляды посетителей ресторана, которым хотелось вмазать так, чтобы зубы ссыпались в кулак, когда представлял, как девчонка сидит на своих занятиях, а кругом табун молодых озабоченных парней, которые того и норовили влезть девчонке под юбку. Нет, Басю это сильно напрягало. Вот и психовал он, часто срывался, орал, хамил. Еще вчера он втайне надеялся, что его чуть попустит, когда отношения сдвинуться, изменятся, когда они переспят, а сейчас, проснувшись, понял. Нет, ни хрена не изменится. Вот и сейчас, лежат вдвоем в его спальне, на пару километров нет ни одного свободного мужика, а все равно ядовитые мысли выворачивают всю душу наизнанку. Стоит представить, что пигалица не просто улыбается кому-то, а этот кто-то позволяет себе много чего. И все, Васька уже готов биться головой о стену.