Перевоспитать охламона-Натализа Кофф

Глава двенадцатая, в которой Груня начнет привыкать к переменам

В свою спальню Василий Павлович попал уже глубокой ночью. После долгого разговора по душам с отцом, в полной мере Василий осознал, как был неправ. Да и, по большому счету, не только сегодня. Все эти недели, с того момента, как пигалица стала жить с ним, он даже не задумывался над тем, что мелкой девчонке нужно внимание, свидания, культурная программа.

Осторожно, стараясь не разбудить спящую в кровати девушку, Василий прошел в ванную. Вернувшись, аккуратно улегся в постель. На самый край. Лежал и смотрел, как тихо сопит Грунька. Приоткрытый рот будил желания прикоснуться к нему. Но Васька приказал себе лежать и не двигаться. Не сейчас. Не заслужил пока. Простит, вот тогда и поцелует. Покажет, как соскучился, как сожалеет и как любит.

Почему-то еще вчера, да даже сегодня утром, он упрямо не позволял себе скатываться до соплей и признаний. А сейчас вот жалел. Если бы пигалица не спала, он бы миллион раз ей в глаза сказал, как любит ее, упрямую и смелую девчонку.

Но Грунька спала, подложив ладошку под щеку, а вторую устроив на одеяле. Васька провел рукой по хрупким и длинным пальцам. Нет, он определенно тупил все эти недели. Почему? Да потому что только тупица мог променять любимую женщину на стройку. Пусть и собирался он, изменив первоначальные планы, отгрохать новый клуб в разы больше BarINa и назвать «Пепел» в четь пигалицы. Вроде как подарок на Новый год. И к чему пришел? Разлад и волнения.

Васька скользнул взглядом по хрупкой фигурке, укрытой одеялом.

Прав отец, Груня — самое светлое и чудесное, что могло с ним, Васькой, случиться. Как и малыш. Да, новость оказалась неожиданной. Но ведь ребенок был желанным. А как иначе? От любимой-то женщины, частица ее и Васьки.

— Я такой дурень, зайчонок, — вздохнул Василий, осторожно придвигаясь ближе.

— Уходи в гостевую, — едва слышно прошелестела Груня, так и не открыв глаза.

Васька уже готов был послушно встать и уйти, но замер. Его ног коснулись прохладные ступни девчонки. Замерзла. Наплакалась и замерзла.

— Можно я тебя согрею? — тихо спросил Василий.

— Уже согрел, — проворчала Груня в состоянии полудрема, — Теперь рожать буду после твоих согреваний.

Но девчонка не отстранилась, наоборот, подкатилась ближе, привычно вскарабкалась на горячее тело Барина и уснула крепче. А Василий лежал, поглаживая девичьи плечи, затылок, пропуская рыжеволосый водопад сквозь пальцы. Нет, Васька был намерен исправиться и доказать Груне, что он станет отличным мужем и отцом их ребенку.