Спустя несколько дней Чимин слегка прихрамывая прошагал мимо Ын Ха в коридоре университета, где в последнее время его можно было заметить гораздо чаще, чем обычно. Он исправно посещал лекции и совсем не обращал внимания на окружающих его людей. Казалось, он жил в своём собственном мире и не собирался перебираться в этот.
Спустя неделю о нём начали ходить забавные слухи, в которые на самом деле было трудно поверить. Ын Ха отчаянно игнорировала попытки Со Хён осведомить её относительно новых сплетен, поэтому обо всём, что касалось Чимина, она узнала в последнюю очередь.
Спустя ещё несколько дней Хосок вновь начал оказывать ей знаки внимания, поджидая у выхода из аудиторий или у ворот университета. Искренне надеясь на его благоразумие, Ын Ха несколько раз напомнила ему о том, что они расстались и даже не забыла упомянуть причину, на что парень лишь ответил, растягивая рот в издевательской ухмылке:
— Кто старое помянет, тому глаз вон.
И Ын Ха принимала этот факт как должное. Потому что и сама не собиралась хвататься за прошлое, потому что там не было ничего из того, что хотелось бы запомнить. Поэтому она даже согласилась сходить с Хосоком на свидание. Только одно. Думая, что ничего не произойдёт от одной встречи.
И не произошло.
Спустя месяц они уже вновь встречались, а Чимин вовсе был выкинут из их жизней и из жизни университета в целом. После нелепых сплетен он стал реже появляться на парах, а вскоре и вовсе исчез, прихватывая с собой неприятные воспоминания. Все считали, что он загулял с очередной своей пассией, совсем забыв о времени. И Ын Ха было всё равно. У неё был парень, который любил её. Пусть их отношения уже были не такими крепкими, как раньше, Ын Ха всё равно считала, что поступает правильно, давая ему ещё один шанс и даже не подозревая, что зря. Люди не меняются. Стоило это понять уже давно, когда Со Хён вместе с Джином наперебой отговаривали её от этой совершенно нелепой затеи. Да, теперь она понимает, что люди не меняются, а Хосок даже и не пытался.
Ын Ха смотрит сейчас на полуобнажённого парня, обнимающего отнюдь не по-дружески какую-то брюнетку. Слёз почему-то нет. Она даже не издаёт ни звука, просто разворачиваясь и уходя прочь. Она понимает, что он даже не обратил на неё внимания, продолжая начатое. Сейчас внутри всё горело от невыплаканных слёз и обиды. Не стоило вновь доверять ему. Не стоило позволять себе расслабляться, потому что знала ведь, что всё снова закончится этим.
Выбежав на улицу и дав волю слезам, она совершенно забыла о том, что там, в доме, оставила свою сумочку, наивно полагая, что он будет рад видеть её в День своего рождения. Но он предпочёл ей другую. И она даже не винит его в этом, просто сожалея, что снова наступила на грабли, которые сама же оставила. Вытерев маленькой ладошкой слёзы, она зашагала прочь от дома, где ей теперь не рады. Да и были ли когда-нибудь рады？
Девушка идёт вдоль тёмной улицы, сожалея только о том, что сегодня решила надеть это совершенно идиотское платье, слишком короткое, чтобы хоть как-то укрыть от холода весенней ночи. Её плечи изредка подрагивают от беззвучных рыданий, потому что, оставшись наедине с собой, невозможно избежать воспоминаний. Сейчас это всё кажется ей просто издевательством — и этот ветер, и погасшие несколько минут назад фонари, и это вечно задирающееся платье. Всё казалось таким несправедливым. И нарочным. Парень в чёрной кожанке, прошедший мимо, но через мгновение уже прижимающий к её горлу острое лезвие ножа. Это всё казалось ненастоящим. Руки, потянувшие вниз бретельки этого идиотского платья, будто тоже понимая, что оно совсем неуместно.
Ын Ха ловит себя на мысли о том, что ей всё равно, что он сделает — убьёт её или изнасилует. Почему ей сейчас всё кажется совершенно неважным？ Неважно, что лезвие оставило на шее маленькую, казавшуюся почти чёрной, полосочку. Неважно, что он толкал её сейчас к шершавой стене, прижимая щекой к холодному бетону. Неважно, что холодное лезвие ножа скользнуло по хребту вниз, заставляя скулить от неизбежности. Только когда пряжка его ремня отрезвляюще щёлкнула, девушка забилась в его руках, больно царапаясь о шершавую стену. Это было похоже на фильм и отнюдь не на правду. Вот только в фильмах всегда кто-то приходит на помощь…
Ын Ха уже мысленно простилась с родителями, представляя их убитые горем выражения лиц, когда они узнают о её смерти. Она уже успела попросить прощения у всех, кого только знала и была в состоянии сейчас вспомнить. Она даже начала молиться всем известным ей богам, когда хватка ослабла и она бессильно повалилась наземь, сдирая в кровь колени и ладони. Её глаза были плотно закрыты от страха, а в горле стоял ком.
— Не, ну ты в следующий раз хоть сопротивляйся, — произнёс мужской голос. И, кажется, она даже знала его владельца. — А то ведь вообще неинтересно получается.
Ын Ха слышала, но не могла разобрать ни слова. Голос звучал будто издалека, проникая в сознание лишь обрывками фраз.
— Вставай, чего расселась？ — её запястья коснулась чья-то рука и потянула вверх, поднимая на ноги, а затем переместилась на талию, чтобы помочь удержать равновесие. — Открой глаза, что ли, идиотка！ — потребовал голос и она только тогда осознала, что глаза её всё ещё закрыты и поспешила поднять подрагивающие веки.
— Спасибо, — проговорила девушка, поднимая взгляд на своего спасителя и замирая с открытым ртом, потому что не ошиблась.
— Что？ — спросил он. — Ты как будто призрака увидела, — проговорил он, направляясь прочь.
А Ын Ха так и продолжила стоять, пребывая в шоковом состоянии. То ли от встречи с тем парнем, который не побоялся бы пустить в ход нож и сейчас уже свернул за поворот, наивно полагая, что за ним будет кто-то гнаться. То ли от того, что этого человека она совсем не ожидала здесь увидеть. Ведь он слишком занят, чтобы хоть раз в неделю позвонить, не то, чтобы встретиться.
— Ну, ты идёшь？ — окликнул он её, замечая, что она не двигается, и останавливаясь, чтобы подождать.
— О-оппа, — проговорила она дрожащим голосом. — Я не понимаю, — вытирая кулачком, неизвестно откуда взявшиеся слёзы.
— Что ты не понимаешь？ — ехидно прищурившись, спросил он. — Что сейчас могла стать жертвой убийства？ Или чего похуже？ Ты этого не понимаешь？
Ын Ха молчала, пытаясь понять смысл сказанных им слов, который до неё доходил очень медленно.
— Бывает ли что-то хуже？ — совершенно искренне спросила, не успев остановить поток слов раньше, чем он уже вырвался на свободу.
— Конечно, не бывает. О чем ты？ — саркастически произнёс парень, продолжая стоять там же, где и несколько минут назад. — Думаешь, он пытался снять с тебя платье, потому что оно ему очень понравилось？ Бывают вещи похуже смерти, — выдохнул он, прикрывая глаза. –Люди с этим не живут, поверь.
Поверить？ Правда, что ли？ Распинается тут, делая вид, что всё знает. А ведь на самом деле ни черта не знает, маленький паршивец.
— Живут, — выдохнула она, в последний раз шмыгнув носом.
Ын Ха поправила платье, направляясь в сторону своего спасителя и спотыкаясь о собственные ноги. Это от страха, сейчас пройдёт.
— Родители знают, чем ты занимаешься？ — спросил парень, накидывая свою куртку на хрупкие женские плечи.
— А чем я занимаюсь？ Оппа, я иду по улице, это противозаконно？ — спросила она, чувствуя обиду за слова брата. — Я просто шла по улице, — слёзы вновь начали течь по щекам, застилая обзор. — В чём я виновата, братик？ — останавливаясь посреди дороги.
— Ты сама спровоцировала его, — ответил он.
— Ты… — она замолчала, анализируя его слова. — Я сама спровоцировала его？ Я… Я, по-твоему… Чем я, чёрт возьми, спровоцировала его？ Вышла на улицу？ Родилась？ Чонгук, мать твою, совсем мозги прокурил？ — она пыталась уловить суть его слов, но кроме вышеупомянутого ничего в голову не приходило.
— Ты бы ещё голой вышла на улицу посреди ночи！ — крикнул он, запуская пятерню в волосы.
— Даже если бы и вышла, это не даёт никому право меня насиловать, — выдохнула она. — Он мог бы просто пройти мимо. Как десятки людей на моём пути. Я вовсе не виновата, что он больной ублюдок, и мне искренне жаль, что ты не понимаешь этого, — она развернулась, делая несколько шагов прочь и останавливаясь от его слов.
— Я каждый день имею дело с насилием, — устало произнёс он. — Они все оправдываются именно так. Она первая начала. Она бы ещё голой передо мной прошлась. Она сама хотела. Так они аргументируют свои неправомерные действия, — объяснил он. — Я не хотел обидеть тебя, я знаю, что ты ничего не делала, — бессильно оправдывался Чонгук. — Просто если что-то произойдёт, ты не останешься просто жертвой. Нападавшим всегда хочется оправдаться, убедить всех, что он делал это из благих намерений. Потому что кто-то бы всё равно это сделал, и хорошо, что это был именно он.
Чонгук не понимал, как был близок сейчас к правде. Он не знал ничего из того, что успело произойти в жизни сестры. Застывшие в глазах девушки слёзы постепенно высыхали, вызывая жжение в слизистой. Именно так он и говорил.
«Скажи „спасибо“, что это я».
«Ты должна быть благодарна, потому что я добр к тебе».
Сейчас брат сказал очень правильную вещь — что бы она не делала, прошлого не исправить. Он был прав, люди не живут с этим. Ей казалось, что она жила, но это было не так. Самовнушение. Каждый божий день хотелось сдохнуть и вот сейчас, только сейчас, она смогла себе признаться в этом.
— И самое ужасное, — продолжал парень, не видя замешательство сестры. — Их оправдывают. Зачастую, они не садятся в тюрьму на положенный срок, потому что доказать факт насилия сложно, а домогательство — почти невозможно. Нужно, чтобы он изуродовал свою жертву почти до неузнаваемости прямо в зале суда, чтобы его… — он запнулся. — Прости, сегодня было трудное дежурство, — он попытался улыбнуться, но, видя, что Ын Ха никак не реагирует, поспешил заверить. — Ты ни в чём не виновата, я просто…
— Ты был прав, — вздыхает она, поспешно сглатывая ком в горле.
— Что？
— Я действительно могла спровоцировать его своим внешним видом. Это платье. Две ноги, две руки, голова, да и всё остальное тоже было при мне в тот момент. Всё, что ему было нужно, было при мне…
Но тогда, что тогда было не так？ Мешковатые джинсы и растянутая футболка выглядели совсем непривлекательно. Стянутые в тугой пучок волосы уродовали ещё больше.
Что же тогда она сделала не так？
— Оппа, — наигранно бодро произнесла Ын Ха. — Ты голодный？ Пошли, я тебя накормлю…
Чонгук был прав. Во всём, что было сказано им ранее. Вплоть до того, что «с этим не живут». Потому что не живут ведь.
— Звони родителям хоть иногда, — причитала сестра, обнимая брата за талию и незаметно смахивая маленькие слезинки. — Они волнуются…
Это трудно назвать жизнью, но если есть ради кого пытаться остаться хотя бы на один день подольше на этой земле… Это ли не счастье？
— Кушай побольше… — продолжала она.
Никто не заслуживает стать жертвой.
— Эй, вообще-то я старше, — возмущался парень.
И никто не заслуживает стать насильником.
— Тебе заплатили более, чем достаточно, — кричала женщина с неестественно красными губами. Таким неестественным цветом, что аж тошнит.
— Но это незаконно, — попытался оправдаться Чимин, но его никто не слышал — точнее, не хотел услышать, отвесив смачную пощёчину.
— Всё, что ты здесь делаешь, незаконно…
Насильникам тоже непросто. Их тоже убивает само осознание факта преступления. Как бы они не старались, это клеймо, которое придётся нести всю жизнь.
- Ты должен был сделать так, как было приказано…
Неважно, как долго можно сопротивляться. Неважно, как сильно можно не хотеть.
— Наконец-то, тебя накажут, мой мальчик, — женщина взяла его за подбородок, довольно ухмыляясь. — А то совсем распоясался…
Всё это становится неважным, когда тебе причиняют боль. Сломанные рёбра. Ссадины. Сломанный палец. Разбитая губа. Лишение зарплаты и выходных. Обязательство выполнить невыполнимое, а точнее — невыполненное. Всё это не имеет смысла, когда причиняют боль, от которой даже в петлю не больно…
— Мы ничего не смогли сделать, — развёл руками доктор.
Он даже не говорит, что сделал всё, что мог, потому что не сделал. Потому что они даже не пытались.
— Мама… — он бессильно сполз по стене на холодный пол.
Потому что если нет денег, чужая боль превращается в пустой звук. Потому что деньги решают всё, а он потерял их из-за этой проклятой девчонки. Из-за какой-то призрачной идеи о нежелании причинять ей боль. Если бы он тогда поступил так, как должен был, она была бы жива, тогда его мать была бы жива…
— Убью, — как мантра для него. — Убью. Она захлебнётся в собственных слезах…
Иногда, пытаясь изменить события или помочь людям, мы не обращаем внимания на то, что время начинает течь не так, как раньше, меняя своё направление. Замечаем это, только когда ничего не вернуть, а потери слишком велики…
- Мама, прости, — склонившись на колени у фотографии улыбающейся женщины, Чимин не смог сдержать слёз.
Она до последнего улыбалась ему вот так…
Понимаем, что делаем что-то неправильно, когда руки дрожат не от холода, когда кровь капает на белый кафель в ванной и не останавливается. Понимаем, что нужны кому-то только после хорошей встряски…
— Ты что сделал, сука！ — орёт Юнги, тормоша друга и останавливаясь, только когда Чимин переводит на него помутненный взгляд.
Понимаем, что прошлое нельзя оставить там и не вспоминать о нём никогда. Так не бывает и не было никогда.
— Если ты сейчас закроешь глаза, я тебя сам нахуй закопаю…
Вот так время меняет своё направление и влечёт за собой много событий, которые не должны были произойти, но теперь оказываются неизбежными. Теперь ничего нельзя изменить, остаётся только терпеливо идти по дороге, на которую свернул случайно.
Один случай.
Один шаг не в ту сторону, и жизнь разрушена навсегда.
Прекратить нельзя продолжить.
Запятая по усмотрению.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Зависимость | 18+
FanfictionОн убил её уже давно. Морально убил. *** Пособие по выживанию в мире бездушия и грязи.
