Зависимость | 18+

Будущее

Не бывает хороших и плохих людей.
Бывают те, кого недолюбили…

     
[Три года спустя]

     
Словно это было вчера.

      Ын Ха плакала по ночам, давясь горькими слезами, которые обжигали очень сильно. Просыпалась от кошмаров, которые мешали жить и были уж слишком реалистичными. Она даже снотворное начала принимать, чтобы только стало хоть немного легче, хоть немного не так паршиво.

     
Время лечит.

      Ын Ха соглашается. Смахивает воспоминания. Закрашивает их чёрной подводкой. Прячет за яркой помадой. Вшивает в сердце крепко-накрепко, чтобы не вырвались. И улыбается. Это самое главное, чему научил её Чимин.
     

Боль не так страшна, пока о ней не знают.

      Это то, что мучительно въелось под кожу миллионным чонгуковым «как ты?», сотым «я убью его» и, кажется, тысячным «прости». Так больно раньше не было. Пока не появился этот виноватый взгляд на лице брата. Пока он однажды не приходит и не говорит, что Чимина сбила машина. Так отвратительно не было до того, как Ын Ха сама испугалась своей какой-то злой и неправильной радости от услышанного и неприкрытого разочарования от того, что он жив. Это было очень больно. Ын Ха казалось, что она захлёбывается в желании сделать Чимину больнее. Ещё больнее. Так, чтобы и ему жить не хотелось. Так, чтобы он проглотил своё грёбаное: «Ты должна быть благодарна, что это я», и навеки замолчал.
     
      Поэтому Ын Ха медленно оседает на пол, подтягивая к себе колени, когда «Он не может говорить» проникает в сознание миллионами острых колючек, рвущих изнутри. Теперь ей этого совсем не хочется. Теперь перед её глазами образ беспомощного Чимина, бесполезно пытающегося сказать, что ему плохо. Теперь ей мерещится немая боль в его глазах и по щекам начинают течь слёзы.
     
      Руки Чонгука обнимают и прижимают к себе сильно-сильно. Гладят по волосам, пытаются успокоить. Он шепчет о том, что накажет его и молчит, каким образом. Это так больно — осознавать, что тянешь с собой кого-то ещё. Слабая мысль о том, что Чимину тоже было больно, проникает в сознание и тонет в сотне других.
     

Теперь она не боится.

      Больше не трясётся в истерике. Не пытается утопиться в ванной. Спрыгнуть с моста тоже как-то руки не доходят. Она отращивает волосы до поясницы и, по возможности, прячет за ними боль. Переходящую. Тянущую. Мучительно привычную.