50 оттенков серого

3.2

– Что это такое с лифтами? – бормочет он.
Мы проходим через просторный, оживленный холл к выходу, но Арсений не идет через вращающуюся дверь. Интересно, это потому, что он не хочет выпускать мою руку?
На улице теплый воскресный майский день. Светит солнце, и почти нет машин. Попов поворачивает направо и шагает по направлению к перекрестку, где мы останавливаемся и ждем, когда загорится зеленый. Он так и не отпустил мою руку. Я иду по улице, и Арсений Попов держит меня за руку. Никто еще не держал меня за руку. По всему моему телу бегут мурашки, голова кружится. Я стараюсь стереть с лица дурацкую ухмылку от уха до уха. Появляется зеленый человечек, и мы переходим на другую сторону.
Так мы идем четыре квартала и наконец достигаем «Портланд-кофе-хаус», где Арсений отпускает мою руку, чтобы распахнуть дверь. Я захожу внутрь.
– Выбирый пока столик, я схожу за кофе. Тебе что принести? – спрашивает он как всегда вежливо.
– Я буду чай... «Английский завтрак», пакетик сразу вынуть.
Арсений поднимает брови.
– А кофе?
– Я его не люблю.
Он улыбается.
– Хорошо, чай, пакетик сразу вынуть. Сладкий?
На мгновение ошарашенно замолкаю, сочтя это ласковым обращением. Но подсознание, поджав губы, возвращает меня к реальности. Идиот, он спрашивает, сахар класть или нет?
– Нет, без сахара. – Я смотрю вниз на свои сведенные пальцы.
– А есть что-нибудь будешь?
– Нет, спасибо, ничего. – Я качаю головой, и он идет к прилавку.
Пока Попов стоит в очереди, я исподтишка наблюдаю за ним сквозь опущенные ресницы. Я могу смотреть на него целыми днями. Он высок, широк в плечах и строен, а как эти брюки обхватывают бедра... О, господи! Несколько раз он проводит длинными, изящными пальцами по уже высохшим, но по-прежнему непослушным волосам. Хм... Я бы сам с удовольствием провёл по ним рукой. Эта мысль застает меня врасплох, и щеки вновь наливаются румянцем. Я кусаю губу и смотрю вниз, на руки.
– Хочешь, я угадаю, о чем ты думаешь? – Арсений стоит рядом со столиком и смотрит прямо на меня.
Я заливаюсь краской. О том, что будет, если провести рукой по вашим волосам. Мне интересно, мягкие ли они на ощупь... Я отрицательно качаю головой. Попов ставит поднос на небольшой, круглый столик, фанерованный березой. Он протягивает мне чашку с блюдцем, маленький чайник и тарелочку, на которой лежит одинокий пакетик чая с этикеткой Twinings English Breakfast – мой любимый. Сам он пьет кофе с чудесным изображением листочка на молочной пенке. Интересно, как это делается? – раздумываю я от нечего делать. Он взял себе черничный маффин. Отставив поднос в сторону, Арсений садится напротив меня и скрещивает длинные ноги. Движения его легки и свободны, он полностью владеет своим телом. Я ему завидую. Особенно если учесть, что я – неуклюжий, с плохой координацией движений. Мне трудно добраться из пункта А в пункт Б и не упасть по дороге.
– Так о чем же ты думаешь? – настаивает он.
– Это мой любимый чай. – Голос звучит тихо и глухо. Я не могу поверить, что сижу напротив Арсения Попова в кофейне в Портленде. Он хмурится – чувствует, что я что-то недоговариваю. Я окунаю пакетик в чашку и почти сразу вынимаю его чайной ложечкой и кладу на тарелку. Попов вопросительно смотрит на меня, склонив голову набок.
– Я люблю слабый чай без молока, – бормочу я, как бы оправдываясь.
– Понимаю. Он ваш парень?
Ну и ну... С чего бы это?
– Кто?
– Фотограф. Илья Макаров.
От удивления я нервно смеюсь.
– Нет, Илья мой старый друг и больше ничего. Почему вы решили, что он мой парень?
– По тому, как он улыбался тебе, а ты – ему. – Попов глядит мне прямо в глаза. Я чувствую себя ужасно неловко и пытаюсь отвести взгляд, но вместо этого смотрю на него как зачарованный.
– Он почти что член семьи, – шепчу я.
Арсений слегка кивает, по-видимому, удовлетворенный ответом. Его длинные пальцы ловко снимают бумагу от маффина.
– Не хочешь кусочек? – спрашивает он и снова чуть заметно улыбается.
– Нет, спасибо. – Я хмурюсь и опять перевожу взгляд на свои руки.
– А тот, которого я видел вчера в магазине?
– Паша мне просто друг. Я вам вчера сказал. – Разговор получается какой-то дурацкий. – Почему вы спрашиваете?
– Похоже, ты нервничаете в мужском обществе.
Черт, почему я должен с ним это обсуждать? «Я нервничаю только в вашем обществе, Арсений Сергеевич», – мысленно парирую я.
– Я вас боюсь. – Я краснею до ушей, но мысленно похлопываю себя по спине за откровенность и снова смотрю на свои руки.
– Ты должен меня бояться, – кивает он. – Мне нравится твоя прямота. Пожалуйста, не опускай глаза, я хочу видеть твое лицо.
Ох. Я смотрю на него, и Попов ободряюще, хотя и криво мне улыбается.
– Мне кажется, я начинаю догадываться, о чем ты думаешь. Ты одна сплошная тайна, Шастун.
Кто я? Сплошная тайна?
– Во мне нет ничего таинственного.
– По-моему, ты очень хорошо владеешь собой.
Неужели? Потрясающе... Как у меня так получилось? Удивительно. Я владею собой? Ни разу.
– Ну, если не считать того, что ты часто краснеешь. Хотел бы я знать, почему. – Арсений закидывает в рот маленький кусочек маффина и медленно жует, не сводя с меня взгляда. И, словно по сигналу, я краснею. Черт!
– Ты всегда так бесцеремонен?
– Я не думал, что это так называется. Я тебя обидел? – Он, по-видимому, удивлен.
– Нет, – честно отвечаю я.
– Хорошо.
– Но вы очень властный человек, – наношу я ответный удар.
Попов поднимает брови и вроде бы немного краснеет.
– Я привык, чтобы мне подчинялись, Антон, – произносит он. – Во всем.
– Не сомневаюсь. Почему вы не предложили мне обращаться к вам по имени? – Я сам удивляюсь своему нахальству. Почему разговор стал таким серьезным? Я никак этого не ждал. С чего вдруг я так на него накинулся ? Похоже, он старается держать меня на расстоянии.
– По имени меня зовут только члены семьи и самые близкие друзья. Мне так нравится.
Ого. И все же он не сказал: «Зовите меня Арсений». И он действительно диктатор, этим все объясняется. В глубине души я начинаю думать, что лучше бы Поз сам взял у него интервью. Сошлись бы два диктатора. Мне не нравится мысль об Арсении и Диме. Я отпиваю глоток чая, и Арсений кладет в рот еще кусочек маффина.
– Ты единственный ребенок?
Ну вот, опять меняет тему.
– Да.
– Раскажи мне о своих родителях.
Нашел о чем спрашивать. Это ужасно скучно.
– Моя мать живет в Джорджии со своим новым мужем Бобом. Отчим – в Монтесано.
– А отец?
– Отец умер, когда я был совсем маленьким.
– Извини.
– Я его совсем не помню.
– А потом твоя мать вышла замуж во второй раз?
Я фыркаю.
– Можно сказать и так.
Попов хмурится.
– Ты не любишь рассказывать о себе? – говорит он сухо, потирая подбородок как бы в глубокой задумчивости.
– Вы тоже.
– Ты уже брал у меня интервью и, помнится, задавал довольно интимные вопросы. – Он ухмыляется.
Ну конечно. Вопрос насчет «гея». Я готов провалиться сквозь землю. В будущем, полагаю, мне придется пройти курс интенсивной психотерапии, чтобы не испытывать мучительного стыда при воспоминании об этом моменте. Я начинаю что-то бормотать про свою мать только для того, чтобы избавиться от неприятных мыслей.
– Мама у меня чудесная. Она неизлечимый романтик. Нынешний брак у нее четвертый.
Арсений удивленно поднимает брови.
– Я по ней скучаю, – продолжаю я. – Сейчас у нее есть Боб. Надеюсь, он присмотрит за ней и загладит последствия ее легкомысленных начинаний, когда они потерпят крах. – При мысли о маме я улыбаюсь. Мы с ней давно не виделись. Арсений внимательно глядит на меня, изредка отхлебывая кофе. Мне лучше не смотреть на его рот. Эти губы меня волнуют.
– А с отчимом у вас хорошие отношения?
– Конечно, я с ним вырос . Он для меня единственный отец.
– И что он за человек?
– Рэй?.. Молчун.
– И все? – удивленно спрашивает мой собеседник.
Я пожимаю плечами. А что он хотел? Историю моей жизни?
– Молчун, как и его падчерица, – подначивает Попов.
– Он любит футбол – особенно европейский, – боулинг и рыбалку. А еще он делает мебель. Бывший военный. – Я вздыхаю.
– Ты живешь с ним?
– Да. Моя мама встретила мужа номер три, когда мне было пятнадцать. Я остался с Рэем.
Арсений хмурится, как будто пытается понять.
– Муж номер три жил в Техасе. Мой дом в Монтесано. А кроме того... моя мама только что вышла замуж. – Я замолкаю. Мама никогда не говорит о муже номер три. Зачем Попов завел это разговор? Его это не касается. Я тоже могу так себя вести.
– Расскажите мне о своих родителях, – прошу я.
Он пожимает плечами.
– Мой отец – адвокат, а мама – детский врач. Они живут в Сиэтле.
А-а... у него богатые родители. Я представила себе успешную пару, которая усыновляет троих детей, и один из них вырастает красавцем, который запросто покоряет вершины мирового бизнеса. Как ему это удалось? Родители должны им гордиться.
– А что делают ваши брат с сестрой?
– Серёжа занимается строительством, а сестренка сейчас в Париже, изучает кулинарию под руководством какого-то знаменитого французского шефа. – Его глаза туманятся от раздражения. Он явно не хочет говорить о себе или своей семье.
– Я слышал, что Париж чудесный город, – бормочу я. Интересно, почему он избегает разговоров о своей семье? Потому что его усыновили?
– Да, очень красивый. Ты там был? – спрашивает он, сразу же успокаиваясь.
– Я никогда не был за границей. – Вот мы и вернулись к банальностям. Что он скрывает?
– А хотел бы поехать?
– В Париж? – изумляюсь я. Еще бы! Кто бы отказался! – Конечно, хотел бы, – честно признаюсь я. – Но мне больше хочется в Англию.
Попов склоняет голову набок и проводит указательным пальцем по верхней губе. О боже.
– Почему?
Я быстро моргаю. Соберись, Шастун.
– Это родина Шекспира, Остен, сестер Бронте, Томаса Гарди. Я бы хотел посмотреть на те места, где были написаны эти чудесные книги.
Разговоры о литературе напоминают мне, что надо заниматься. Я смотрю на часы.
– Мне пора. Я должен готовиться.
– К экзаменам?
– Да, уже скоро – во вторник.
– А где машина Дмитрия?
– На парковке у отеля.
– Я тебя провожу.
– Спасибо за чай, Арсений Сергеевич.
Он улыбается своей странной, таинственной улыбкой.
– Не за что, Антон. Мне было очень приятно. Идём, – командует он и протягивает мне руку. Я беру ее, сбитый с толку, и выхожу следом за ним на улицу.
Мы бредем обратно к отелю и по взаимному согласию не произносим ни слова. Внешне Попов спокоен и собран. Я отчаянно пытаюсь оценить, как прошло наше утреннее свидание за чашкой кофе. У меня такое чувство, словно я побывал на собеседовании, только непонятно, на какую должность.
– А у вас есть девушка? – выпаливаю я. О господи, неужели я произнёс это вслух?
Его губы кривятся в полуулыбке.
– Нет, Анто, девушки у меня нет и быть не может, – говорит он негромко.
Ого... Что он хочет этим сказать? Он не гей? Или все-таки гей? Может, он сказал неправду на интервью?.. Хотелось бы,чтобы это было так. В первый момент я жду продолжения, однако Попов молчит. Все, надо идти. Мне нужно все обдумать. Я должна от него уйти. Я делаю шаг вперед, спотыкаюсь и чуть не падаю головой вперед на дорогу.
– Черт, Антон! – Арсений так сильно дергает меня за руку, что я падаю назад ровно за секунду до того, как мимо проносится велосипедист, движущийся против потока машин на улице с односторонним движением.
Все происходит в одно мгновение – я падаю, и вот я уже в его объятиях, и он прижимает меня к груди. Я вдыхаю его чистый, живой аромат. От него пахнет свежевыстиранной льняной рубашкой и дорогим гелем для душа. О боже... Голова идет кругом. Я глубоко вздыхаю.
– Не ушибся? – шепчет Попов. Он прижимает меня к себе, обхватив одной рукой за плечи. Пальцы другой его руки скользят по моему лицу, мягко ощупывая. Он касается большим пальцем моей верхней губы, и я чувствую, что у него остановилось дыхание. Арсений смотрит мне прямо в глаза, и я выдерживаю его тревожный, прожигающий насквозь взгляд. Это длится целую вечность, но в конце концов я перестаю замечать что-либо, кроме его прекрасного рта. Боже мой! В двадцать один год я в первый раз по-настоящему захотел, чтобы меня поцеловали. Я хочу чувствовать его губы на своих губах.