Гейгород

3. Виолетта

Обычно Лукас засыпал поздно, но теперь его глаза начали слипаться, будто приближался рассвет. Он достал из кармана телефон, чтобы проверить, который час, но телефон не издал ни звука и на попытки нажимать кнопки не реагировал. Лукас положил телефон на рабочий стол и невольно залюбовался гладким деревом теплого оттенка.
— Винтаж, — вслух сказал Лукас.
Никто не ответил ему, даже эхо, и он, поежившись, пошел в сторону кровати. В отличие от купленной на распродаже развалюхи, которая стояла в его старой комнате, эта больше напоминала крепость. Поместиться на ней могло бы пять или шесть Лукасов, и над ней в соответствии с лучшими традициями прежних эпох висел балдахин. Нейтральный бежевый цвет ткани выглядел почти убого на фоне богатой мозаики пола, черных портьер и кованой ограды камина. Стоило Лукасу подумать об этом, бежевый цвет изменился — сначала на черный, а потом — под влиянием удивления — на багрово-алый.
— Чума! — крикнул Лукас и даже подпрыгнул от восторга, а потом огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что его выходку никто не заметил.
Балдахин остался багрово-алым, несмотря на восклицание, и Лукас тут же полез внутрь, чтобы оценить удобство. Ворох подушек, тяжелое одеяло, шелковое белье — как в каталогах дорогих гостиниц, куда Лукас мечтал сбежать под влиянием момента год назад. В то время ему нравились фильмы о гангстерах, нуарные детективы и трагические истории любви малолетних проституток.
— Чума... — тихо прошептал Лукас, проведя ладонью по гладкой простыне.
Потом он забрался под одеяло, стянул джинсы, рубашку и легкую куртку, бросил все это на пол и стал разглядывать факелы и камин. Непонятно было, где находится выключатель.
Для пробы Лукас ударил в ладоши — это не помогло. Тогда он громко скомандовал:
— Потухни!
Ничего не произошло. Не подействовали и другие команды, поэтому Лукас сдался, лег на подушку, накрылся одеялом и закрыл глаза. Свет померк. Когда Лукас осторожно открыл один глаз, темнота все еще приятно укрывала его вместе с одеялом. Лукас закрыл оба глаза, подождал и открыл оба глаза. Темнота осталась на месте.
Лукас осторожно отодвинул одеяло, встал и на цыпочках подошел к одной из портьер — к той, что была ближе всего к кровати. Оглядываясь, словно факелы могли проснуться и вновь загореться, Лукас подошел к окну и аккуратно отодвинул плотную ткань.
Снаружи стояла глубокая ночь. Тучи закрыли звезды и луну. В непроглядной темноте Лукас увидел, как мелькнула слева направо плотная тень. Ему стало любопытно. Он нырнул за портьеру и пригляделся. Постепенно тьма поддалась и слегка расступилась, позволяя Лукасу разглядеть стоявшую под окнами фигуру, которая пыталась укрыться за стволом дерева в парке.
Очарованный моментом, Лукас махнул фигуре рукой — та окончательно скрылась за стволом, и, сколько бы он ни ждал, не объявилась снова.
Стоять на красивом полу оказалось неожиданно холодно, и Лукас быстро вернулся в постель, укрылся одеялом и заснул. Ему приснились Барни и Тедди, которые пришли погостить в новом доме. Летучая мышь Вельхеор проглотила их, дважды клацнув пастью.
Лукас проснулся от порции страха и восхищения.
Портьеры оказались раздвинуты. Сквозь ткань балдахина в кровать проникали яркие лучи солнца. Под их светом весь зал показался Лукасу меньше и прозаичнее. Сейчас он особенно напоминал музейную выставку. Не хватало нелепых картин и старушки на табурете.
— Кхе-кхе, — донеслось со стороны входной двери.
Лукас обернулся на звук и заметил пожилую женщину в черной одежде. Старуха смотрела на него, приотворив наполовину створку.
— Молодой господин изволит завтракать? — спросила она скрипучим голосом.
— Молодой... чего? — растерялся Лукас.
Он был уверен, что старухи, подобные этой, остались в музеях, и здесь повсюду будут ходить Франкенштейны и скелеты.
— Молодой господин, — старуха совершила немыслимый по сложности реверанс, — рада представиться вам. Виолетта Дука, имею честь быть представленной ко двору Цепеш в...
— Погодите! — прервал старушку Лукас.
— Что-то не так? — растерялась та, замерев в реверансе.
— Так! Так! — Лукас вылез из-под одеяла, спрыгнул с кровати и побежал к ней. — Прежде всего, встаньте нормально, пожалуйста. Да, вот так в самый раз. Отлично выглядите, кстати!
— Благодарю, молодой господин, — старушка попыталась повторить подвиг.
— Нет-нет! Так, давайте сразу решим, при мне вы не будете делать это... этот... что бы это ни было, вы не будете так вот... — Лукас попытался повторить фокус и чуть не упал.
— О! Да-да, я вас поняла, конечно же, молодой господин, — она стала часто кивать головой. — Его светлость мне все объяснили. Велено во всем вас слушать, и ежели что покажется странным — по мере сил поступать по совести.
— Чего? — Лукас уставился на старушку Дука, а та — на Лукаса.
— Вы, кажется, не из этих краев? — начала она.
— Да! Да, я не из этих... — ответил Лукас. — Госпожа... Дука...
Стоило ему договорить, старушка схватилась за грудь и сделала пару больших шагов назад.
— Ой, простите! Я не хотел... я, наверное, вас не так назвал?
— Откуда ж вы явились? — старушка начала терять почтительный облик, и за ним проступали недовольство и возмущение.
— Из далекой страны — долго объяснять. Так как мне к вам обращаться?
— Зовите Виолеттой.
— По имени? — ужаснулся Лукас. Ему не доводилось называть по имени никого старше семнадцати лет. На всякий случай, к восемнадцатилетним он обращался по уважительным прозвищам или совсем никак. Мало ли, что творилось в этом сложном мире взрослых людей.
— Таковы традиции... — растерялась старушка.
— Хорошо, Ви-о-лет-та, — выдавил из себя Лукас. — Прежде всего, обойдемся без поклонов и реверансов. Так у нас дело далеко не продвинется.
— Постараюсь, молодой господин.
— Так, теперь с этим господином. Раз уж мы с вами перешли к именам, зовите меня Лукасом. Договорились?
Виолетта Дука побледнела столь сильно, что Лукас приготовился ее ловить, хотя и не знал, справится ли с весом при своей физической подготовке.
— Если вы настаиваете... Лу-кас, — пробормотала она, справившись с кровообращением.
— Так что полагается мне делать с утра? — спросил Лукас, окрыленный первой победой.
— Есть? — спросила в ответ Виолетта Дука, уже ни в чем не уверенная.
Лукас отправился за ней в просторное помещение на первом этаже, где для него уже сервировали место за огромным столом.
Здесь могла бы питаться армия — наверное, поместился бы целый отряд «морских котиков», а то и больше. Но накрыли на одного Лукаса.
— Каша? Яйца, быть может? — спросила еще дрожащим голосом Виолетта, заняв оборонительную позицию возле расставленных за соседним столом блюд.
Усевшись на свое место, Лукас заявил:
— Давайте всё!
Он решил, что должен вкусить жизни, какой бы она ни была в этом странном месте. Стоило Виолетте сосредоточиться на тарелках, мисках, кружках и чайниках, Лукас обратил внимание на обстановку.
В центре комнаты у дальней стены горел камин, несколько окон выходило на красивый сад, наверху у потолка была закреплена массивная люстра, где сейчас без дела торчали сотни свечей. Они были полностью готовы к следующей ночи — новые, чистые, без малейших следов копоти.
— Виолетта, а кто занимается домом? — спросил Лукас.
— Домом? — едва не поперхнулась старушка.
— Я хотел сказать, замком, извините.
— Пожалуйста, не извиняйтесь передо мной, Лукас. Такое поведение сочтут проявлением слабости.
Лукас вытаращился в металлическую тарелку, где можно было узреть его вытаращенное на самого себя лицо.
— Проявлением слабости?! — переспросил Лукас.
Он хотел добавить: «Вы в каком веке живете?». Потом огляделся по сторонам и сбавил обороты. За ночь мысль о средневековых чудовищах под кроватью растворилась, а сейчас вновь уютно устроилась в голове, мурлыкая басом.
— Яйца вкрутую, каша, пара сосисок...
Пока Лукас предавался горестным размышлениям, Виолетта разложила перед ним завтрак и теперь представляла блюда.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Лукас и попытался поесть.
Снова и снова, как отражение в блестящей тарелке, к нему возвращались мысли о ночных ужасах, страшной грозе, перемещении из одного пространства в другое.
— Виолетта? — тихо спросил он.
— Да, Лукас? — она стояла в отдалении, но он все равно хорошо ее видел. Руки старушки слегка дрожали.
— Виолетта, как вы думаете, я еще долго... смогу есть? — он постарался выжать максимум из своих дипломатических талантов.
Судя по тому, что Виолетте пришлось резко спрятать руки за спиной, вопрос она поняла верно. Вскинув голову к потолку, отвернувшись чуть в сторону, она тихо ответила:
— Думаю, около недели.
— Неделя, — пробормотал Лукас.
Будущее встало перед ним четко, просто — одним махом. Он понял, что легко может влезть в шкуру тех, кому объявили смертный приговор.
Неделя.
— И что потом? — спросил Лукас.
— Лучшая жизнь, — тихо сказала Виолетта, и ее голос почти не сорвался.
— Стану вампиром, да? Как отец?
Виолетта резко развернулась к Лукасу, ее глаза широко раскрылись, и он понял, что обличье ветхой старушки временное. Пламя сверкало на месте глаз Виолетты, а она положила голову на бок, окончательно утратив сходство с человеком. Парой шагов преодолев расстояние до стола, Виолетта хлопнула ладонями по дубовой древесине, острые когти оставили глубокие борозды на поверхности.
— Не смей говорить такое о Великом Князе! Сравниться с ним могут лишь старейшие стражи нави, и тебя нет среди них!
В другой день Лукас мог всерьез испугаться. Глаза Виолетты все еще горели парой ярких факелов, острые когти блестели не хуже серебряной посуды, а звериная поза выдавала звериную силу. Все же он сделал глубокий вдох и ответил ей:
— Ты забыла, кто я такой?
Эхо его слабого голоса раскололось на несколько трезвучий, и, коснувшись стен комнаты, вернулось к Виолетте с такой силой, что та пошатнулась и отступила от стола.
Лукас заметил, как скрутило живот после этого фокуса. Захотелось есть. Он пересел удобнее, взял вилку и нож, а потом попытался вспомнить, как ими пользоваться. Ему показалось, что секунду назад он целиком состоял из звуков, а облик мальчика за столом был всего лишь временным нелепым убежищем.
Виолетта молчала. Лукас съел кашу и одно яйцо, выпил крепкий до горечи чай без сахара и только после этого посмотрел на нее.
Всё вернулось на круги своя. Виолетта стояла возле блюд с оставшейся едой. Ее взгляд был устремлен в пол, она молчала, но ее руки, сложенные в замок на широкой юбке, больше не дрожали. Лукасу показалось, что он сдал первый тест в новом мире.
После завтрака Виолетта повела его обратно в правое крыло. Солнце все еще ярко светило сквозь многочисленные окна замка, и Лукас удивлялся, почему это никак не вредит старухе со взглядом демона, но он не решился задать вопрос вслух. Она довела его до двери справа от спальни, сама открыла створку и жестом пригласила первым войти внутрь.
Сдержаться от восторженного вздоха было непросто, но Лукас пересилил себя и остался невозмутимым. Комната, размерами превосходящая ту, где ему следовало проводить ночи, была целиком отведена под одежду, обувь и аксессуары. Даже ассортимент гардероба не смутил Лукаса, он просто позволил себе ходить вдоль рядов белых блузок, жабо и сапог на каблуках.
Хотя мама всегда вставала на сторону Лукаса в школьных воспитательных беседах с директором, шиковать ему не давали. Одни брюки, одна рубашка и одна обувь на сезон. Иногда удавалось купить вещи на распродаже, но гораздо чаще Лукас доводил до ума старье собственными силами. Для него внешний вид всегда был визитной карточкой, с помощью которой он заявлял миру, что «Лу-Лу» чихать хотел на общественные нормы. Частенько его попросту не пускали в школу из-за одежды, и приходилось отстирывать, подшивать или — в самом крайнем случае — покупать новую.
Теперь перед Лукасом распахнулись раньше срока врата рая, в который он не верил. Можно было взять ножницы, иглу, нитку и запереться здесь на оставшуюся неделю.
— Хотите выбрать платье на вечер, Лукас? — спросила Виолетта из-за спины.
— Скажите, а у вас есть что-нибудь... еще? — он обернулся к ней довольно резко.
Возможно, она тоже увидела в его взгляде нечто инфернальное, потому что снова отвернулась.
— Все, что мы можем предложить, находится здесь.
— Все? — не унимался Лукас. — Прямо все-все? Неужели к вам не приходят девушки? Юные особы? Женщины? Как вы их называете?
— Де-девушки? — Виолетта опять начала терять дар речи.
— О, не волнуйтесь, я не собираюсь надевать юбку. Просто все, что я вижу здесь, выглядит довольно уныло. Нужно чем-то оживить эти... оттенки. Да и форма оставляет желать лучшего. Я бы присмотрел еще какой-нибудь гардеробчик. Ну так что? — Лукас с энтузиазмом заглянул в глаза Виолетты, которые она тщетно пыталась отвести в сторону.
— Как прикажете, моло... Лукас, — она изо всех сил пыталась не поклониться.
Гардероб для «прелестных особ» находился на первом этаже недалеко от входа. К Лукасу закрались подозрения о том, с какой целью князь разместил небольшое ателье так близко к центральному входу. Было ли дело в том, что «прелестные особы» то и дело приходили в замок плохо одетыми?
Вкусы человека, который распоряжался одеждой в Трансильвании, явно пришли в упадок еще четыре века назад. Лукас увидел похожие цвета — черный, красный, белый. Возможно, гости и обитатели замка совсем не уставали от однообразного сочетания, но Лукасу оно уже встряло поперек горла, поэтому он схватил алую и белую блузки, взял изящный корсет для узкой фигуры, сапожки на высоком каблуке, и вынес из гардероба.
— Мы будем сегодня много шить, Виолетта. Поможете? — он положил пару сапог в вытянутые руки старушки.
Она тяжело вздохнула.
Алая краска, из чего бы она ни состояла, быстро пошла на уступки, стоило Лукасу поместить ткань в кипяток. Он воспользовался тем же чайником, который использовала Виолетта во время завтрака для приготовления чая.
Приятный розовый оттенок равномерно покрывал строгую рубашку с широкими рукавами. Лукас тем временем при помощи столового ножа отрезал верхнюю часть корсета. Виолетта послушно подшивала брюки.
— Вы действительно считаете, что это важнее правил хорошего тона? — спросила она, закончив с левой брючиной.
— Что важнее хорошего тона? Одежда? — рассеянно спросил Лукас, продолжая избавляться от лишних частей корсета.
— Да, Лукас. Мне следует подготовить вас к тому, что произойдет ночью.
— Знаете, что я понял за шестнадцать лет жизни?
— Что, Лукас?
— Люди оценивают по одежде. Даже когда хотят убедить тебя, что это не так. Черта с два. Они всегда оценивают по одежде. Им плевать, что внутри. Пока они доберутся до твоих вкусов, воспитания и прочей хрени, пройдет куча минут, и даже если у тебя превосходные манеры, ты ничего не сможешь исправить.
— Глубокая мысль, Лукас, — согласилась Виолетта. — Но вам не кажется, что с помощью этих... ухищрений вы заставите окружающих воспринимать себя... несерьезно?
— Несерьезно? — Лукас мрачно усмехнулся. — Люди воспринимают несерьезно только тех, кто вписывается во все рамки. О таких людей вытирают сапоги. Я прекрасно понимаю, во что вляпался, Виолетта. Можешь считать меня глупым подростком, но я знаю, что могу помереть здесь намного раньше обещанной недели. Вряд ли такой тип, как Влад Цепеш, удостоил визитом только мою маму. Наверняка, по всему миру полно таких же глупых Лу-Лу.
Виолетта подняла голову и пристально посмотрела на Лукаса.
— Можешь ничего не отвечать, я знаю, что так и есть. Не бывает джек-потов. Не бывает выигрышей в лотерею. Убей или тебя убьют, да? Считай, что я собираюсь убивать.
— Убивать? — заинтересовалась Виолетта.
Лукас встал. Сначала на стул, потом — на стол. Он приложил корсет к груди и сказал:
— Я слышал, красота способна убивать.
Виолетта, аккуратно закрыв ладошкой рот, рассмеялась. Впервые с тех пор, как они встретились, Лукас услышал ее смех. Звонкий и легкий, как у молодой девушки.
Он присмотрелся к Виолетте — сейчас не было видно особенно глубоких морщин на ее лице. Она больше не казалась дряхлой и по-настоящему старой. Скорее пожившей в свое удовольствие дамой. Виолетта поймала его взгляд и хитро подмигнула.