По наследству

-7-

Как и ожидалось, весь настрой подростка исчез, когда они с матерью переступили порог многоквартирного дома в центре города. Он принадлежал сестре матери Кима, и это послужило второй причиной плохого настроения. Первой оказалась разлука с лучшим другом — Айном, который, наверное, страдал один в пустом доме. Во всяком случае, так думал взволнованный Тэхен, сидя на широком подоконнике и смотря на ночной город. Совесть коробила, поэтому он всячески ерзал, но потом вспоминал, что Айн пообещал кучу праздников, которые они смогут провести вместе, и сразу же расслаблялся. Его тонкие пальчики скользили по холодному стеклу, а глаза закрывались, чтобы представить, как рука скользит по фарфоровому лицу, задевает иссиня-черные приоткрытые губы и двигается вниз, к адамовому яблоку, представить, как в уши льется успокаивающий звук дыхания, как тот нежно касается его волос, старательно избирая из прядей еловые иголки, и как холод от такого родного тела греет спину.

Мать медленно подошла к Тэхену, который что-то старательно выводил на слегка запотевшем окне:

— Ты чего такой грустный?

Он замер, прекращая водить пальцами по стеклу, и обернулся к матери, поджимая коленки к подбородку:

— Ты же знаешь, как я отношусь к тете... У нее четыре кошки и красное пальто с зеленым беретом. Она странная, — буркнул, шмыгая носом от оконного холода. Женщина лишь усмехнулась, а после и вовсе рассмеялась:

— Кто бы говорил, Тэхен. Знаешь, мне иногда кажется, что ты ее сын, а не мой.

— Я не ношу красное пальто с зеленым беретом, мама! — возмутился он, сползая с окна, — Через час рождество, — грустно выдал, подтягивая свои шерстяные носки еще выше.

— Да, поэтому стоит пойти в гостиную, к елке, и посмотреть под нее, — улыбнулась женщина, поиграв бровями, — Может Санта вновь соизволил прийти к тебе.

Лицо Тэхена загорелось. Наверное, он стал похож на пальто своей тети. Ничего не ответив, он устремился в гостиную, громко топая худыми ногами по полу. Мать Тэ задумчиво потопала собственными ногами, чтобы сравнить, а затем подошла к подоконнику, чтобы убрать учебники сына, которые тот там оставил. Она случайно увидела творения сына на запотевшем окне.

«Твой... Сад... Такой красивый. Я бы хотел... Побывать там еще раз»

Она даже не удивилась очередной странности, поспешно собрала учебники, стерла его творение и покинула холодную темную комнату, которая значилась в этой квартире гостевой.

***

Айн проснулся ровно в двенадцать ночи, прямо на кровати Тэхена, которого, как и ожидалось, не было рядом. Его не оказалось ни в комнате, ни в самом доме. Он все прекрасно помнил: помнил, что семья Ким уехала на каникулы к своим родственникам, но это не мешало ему посетить пустые гостиную и кухню в поисках Тэ, которого так хотелось увидеть. Он в глубине своей «души» питал надежду, что мальчишка, — а для него он навсегда останется мальчишкой, — смог каким-то магическим образом вернуться обратно в особняк и сейчас поджидал его в каком-нибудь углу, чтобы напугать.

Но все, что оставалось делать, это свернуться калачиком на пропахшей Кимом кровати и молча впитывать в себя нахлынувшее чувство одиночества. Впервые за долгое пребывание в доме. Как обычно делали люди в разных фильмах, про которые рассказывал Тэхен, Айн закрывал глаза и прогонял в голове, будто кинопленку, воспоминания, связанные с ним. Он пугался, когда не мог вспомнить ничего из их общих разговоров или действий, и начинал, паникуя, думать, что потерял то, что смело можно было назвать прошлым, то, что склеивало по кусочкам его настоящее и будущее, то, что связывало его с мальчишкой по имени Ким Тэхен. А потом он медленно, почти в припадке, начинал вспоминать слова Тэхена, его тембр голоса, который с каждым месяцем становился все грубее и грубее, черты лица и, наконец, все их общие воспоминания. Пальцы переставали судорожно сжимать их общую простынь, тело прекращало метаться по их общей кровати, а в голове наступала эйфория, на смену которой спустя некоторое время приходил вопрос: «В какой момент времени я стал называть окружающие вещи нашими общими?».