Про́клятая Жизнь.

I

Куда я иду? Мир вокруг словно серая масса. Звуки сливаются в противный гул. Где я? Впрочем, не имеет значения. Зачем я вообще живу на этом свете, если тебя уже нет? Сознание меркнет, лапы заплетаются. Белая шерсть давно свалялась и приобрела серо-бурый цвет. Тело стало таким маленьким, не больше кошки.

Кажется, я в каком-то городе. Едва переставляя лапы, бреду по улице вперед. Не важно откуда я, где и куда направляюсь. Мне нет места нигде. Словно сквозь вату доносится злобное рычание. Мутным взором окидываю окружившую меня стаю собак. Хах, сил нет совсем. Ни подраться, ни убежать не смогу.

Псы лают, рычат. И вот вожак бросается вперед, хватает за холку зубами, валит на землю. А у меня даже нет сил подняться. Собаки кусают, впиваются зубами в ослабевшее тело. Так больно, но эта агония приносит облегчение. Перед глазами появляется оскаленная морда их главаря. Вот он, мой конец. Может это и к лучшему. Я давно жажду смерти. Закрываю глаза и жду, когда яростные клыки вонзятся мне в глотку. Уже чувствую дыхание смерти на шее...

* * *

Очередной маленький городишко. Даже названия знать не хочу. По улицам снуют гнилые людишки. Преследуют свои низменные цели. Их заботит лишь личное благополучие. И, разумеется, им плевать на мелкого мальчишку, вроде меня, что с трудом уносит ноги от разъяренного лавочника. И чего так бесится? Я не ел уже три дня и взял всего одну булку! Но этим существам лишь бы свои брюхо, да мошну набить!

Черт! Тупик! Впереди и по бокам стены высотой в два взрослых человека, но мне всего семь лет. А этот злобный господин загородил своей тучной тушей единственный выход, и не выскользнуть. Забившись в угол, прижимаю к тощей груди булку. Лавочник бранится, притискивает меня еще сильнее в угол и начинает колотить руками и пинать ногами, да так, что кости трещат и дыхание сбивается. Сцепив зубы покрепче, молчу и прижимаю к себе еду. Боль обрушивается на меня, но я терплю.

Наконец, лавочник выместил свой гнев и недовольство. Забыв про булку, отправляется по своим делам, оставляя в этом темном закутке в углу валяться в грязи маленькое хрупкое тельце. Боль не отступает, меня бьет крупная дрожь, из уголка рта сочится кровь и в груди так тесно, что нечем дышать.

Через силу медленно поднимаюсь, облокотившись о стену. В глазах резко темнеет, а из легких вырывается хриплый кашель. Я сплевываю приличный сгусток крови. Когда перед глазами проясняется, понимаю, что стою на коленях с низко опущенной головой, передо мной собственная кровь на земле. Чертов ублюдок! Браня на чем свет стоит злобного лавочника, вновь поднимаюсь и бреду, опираясь о стену рукой.