Fifty Shades Of Park Jimin

nineteen

Когда его хватают за руку — он не верит. Когда прижимают к груди — отказывается открывать глаза.

— Чимин, я так много чувствую сейчас, что... Просто мне тяжело. Но я знаю — ты важен для меня. Не уходи, — Чонгук запинается, говорит неуверенно и скованно, но он не молчит.

«Ему не всё равно на меня», — понимает Чимин и это единственное, что имеет значение.

Чонгук не ледышка, он — обычный человек. Людям свойственно путаться и допускать ошибки. Чонгуку, который раньше не мог понять даже себя, сложнее вдвойне. Но теперь он тот, кто переживает и волнуется так же, как и все. Его чувства не притуплены, не запутаны. Все ощущения Чонгука должны быть такими же яркими, как и у Чимина. Взрывающими и кружащими голову, мешающими сердцу биться в своём спокойном ритме.

— Хочешь, чтобы я остался? — срывается с языка, когда Чимин поворачивается в чужих руках, заглядывая в лицо Чонгука с серьезным выражением.

Тот в ответ смотрит долго, открыто, как мальчишка, не решающийся принять от дальних родственников подарок на Рождество.

— Да, останься. До города ехать два часа, ты наверняка устал и хочешь спать. Пойдём, — с этими словами он тянет Чимина обратно в комнату.

Пока Чонгук роется в комоде, хмуря свои выразительные брови, Чимин пристально разглядывает его, потому что этот Чонгук — откровение. Его лицо выразительно, движения — оробелые, а взгляд — застенчивый. От такого Чонгука у Чимина кружит голову.

— Вот, — мужчина протягивает парню хлопковые серые шорты и белую футболку. Чимин с заминкой принимает одежду в руки. — Ванная за той дверью, — он указывает пальцем в право, и Чимин бегло следит за его направлением, небрежно кивая.

У него в голове — каша. В груди развороченное и неясное, заставляющее мысли и разум путаться. Чонгуку тяжело, и он это понимает. Понимает, но скверное нечто внутри призывает к ответам. Ему хочется слов Чонгука, хочется стабильности и понимания, разговоров. У него жажда по спокойной водной глади, а не по бушующей реке, прибивающей от одного валуна к другому.

Капли бьют по его лицу, и Чимин прикрывает глаза, призывая всего себя к умиротворению. Возможно терпение — единственное, что может ему помочь.

Разморенный горячей водой, Чимин выходит, тихо прикрывая за собой дверь. Он вздрагивает и почти подпрыгивает от того, с каким пристальным, пробирающим, кажется, под самую кожу вниманием на него смотрит Чонгук. Тонкая, потрепанная и истерзанная нить между ними либо порвется, либо они оба будут плести новые, сплочаясь. Чимин очень надеется на второе. Его сердце — потухающий уголек, начинает загораться красными пятнами, словно кто-то со стороны упорно старается развести пламя от потухшего костра вновь. И он надеется, что этот кто-то Чонгук.