Весь храм был охвачен огнём. Яркое пламя сжирало дерево, крыша дано рухнуло. Огонь не знает пощады, он разрушает всё на своём пути.
– Жалкие людишки…
Пламя полыхало весь вечер, огненное зарево было видно за много километров. Жители, пытавшиеся потушить огонь умирали, сгорали за живо. Огонь не угасал.
И сейчас он, повелитель сего мира, падшее божество, шагал по вызженной земле, серой и одинокой.
– Вы заслужили такой смерти…
Он видит, видит, как будто только сейчас, здесь были люди. Женщины ходили с кувшинами за водой, мужчины делали вино, дети играли.
Детский плач. Одинокий, кричат охрипшим голосом, зовут на помощь.
Он повернул голову в бок, извернувшись под невероятным углом.
И вправду. Ребёнок. Растрёпанные русые косички, серые чистые глаза. Плача, зовёт маму. Труп женщины лежал рядом, обгорелый с искривлёнными губами. А рядом стоит девочка, такая же как и первая, но с тёмными тяжёлыми прядями и не детскими глазами. Он такие видел. Когда врач смотрит на смертельно раненных. Без капли сожаления, он видел слишком много смертей.
Такие глаза были у Джулиуса. Смертельно уставшие, безразличные. Когда то были.
***
Клэй приносит девочек к себе. Сначала усыпляет, берёт на руки и исчезает, расстворившись в дыме.
Заброшенный храм, ставший за последние десять лет домом, встречает могильной тишиной. Отчасти так и есть — за домом похоронены его человеческая жена и сын.
На перекошенных ступенях сидит Джеймс. Он в простой льняной рубахе, штанах и босиком.
– Кто это? – спрашивает ребёнок, встаёт на цыпочки, чтобы посмотреть, – Кажется ты говорил, что не хочешь больше видеть человеческое отродье?
Мальчик по-взрослому хмыкает, соскакивает со ступеней и уносится в сад.
– Ты получеловек, Джейми, – доносится перню вслед. Он заливисто смеётся.
– Я убивал, папа, – притворно морщится, – Я больше ни сколько не человек.
Слишком взрослый для своих десяти, безрасудный и жестокий. До чёртиков пошож на Олвана, но никогда не признает этого.
***
Джеймс растёт. И видит как растут приёмыши. Так он мерзко бросает в сторону девушек. Кейт, с пшеничными волосами, ему нравится. До чёртиков похожа на Клэя в молодости, ещё на тогдашнего, который верил в людей до последнего.
Элис. С ожогами на теле, как напоминание о Судном дне. Стальной взгляд. И тёмные шелковистые волосы, совершенно прямые, длинные. Она хочет их обрезать.
Джеймсу несколько столетий. Молодой полубог, распоряжающийся разумом. За это его и прогнали оттуда. А туда не возвращаются.
Клэя тоже прогнали. Задолго до появления Джеймса. Тот слишком привязан к людям. Был привязан. Он их любил и опекал.
А потом они убили его семью.
Ни за что.
Просто так.
***
Клэй всегда старался подальше держаться от людей, но… У него не получалось. Тайком пробравшись в монастырь и спалив к черям. Забрав двух людских детишек. Приютив их у себя. Он ничего не мог с этим поделать.
Любовь к девочкам, как к своим росла. Он пытался обрубить все связи, но…
– Держи, – протянула венок. Ромашки. Белые и невинные. Он их ненавидел.
– Спасибо, – Как более холодней и отстранённей.
Только она всё ещё улыбалась. Она всегда улыбалась.
***
Клэй помнит, как умерла Элис.
Предательски удар в спину от ближайшего соратника. Тому нужна была сила и власть, но девчонка мешала.
– Прости, – коричневые пряди прячут глаза, – Я и вправду не хотел. Так надо.
Катана попала между рёбер, вонзилась в лёгкое. Один удар. Он её не добивает, оставляет так, умирающую под густой кроной. И говорит войскам, что она попала под вражескую стрелу. Как нелепо.
Элис лежит на его коленях, что-то лепечет и прижимает руку к ране.
– Глупо вот так умереть, правда? – Элис прикрывает глаза, но сразу распахивает, – Вы были хорошим учителем. Я рада, что…
Последние слова она прохрипела.
Больше не дышит.
Клэй проводит ладонью по чужому лицу, закрывая глаза.
В этот момент он ненавидит всех.
***
Войска Джека Сильвера было полностью разбиты. Часть взята вплен и замучена досмерти.
Твари…
Ошибки потом исправлю
