АБВ2. Жизни сестёр

Глава не от лица Чонён

   Хосок обладал столь высоким даном, что был сам себе телохранителем, но всё-таки, догнавший его в мастерстве, Чонгук стоял на всякий случай за потайной лаковой панелью в стене, будучи наготове, как и несколько других их ребят, рассредоточенных по незаметным закуткам. Пока переговоры с Хангёном в вип-кабинке не закончились, он не терял внимания, иногда прислушиваясь к словам, чтобы уловить направление разговора. Но никаких агрессивных интонаций не прорывалось. Хоуп и четвёртый сын Дзи-си мило беседовали, иногда смеялись, выпивали. Хангён говорил о том, как ему нравится Сеул, что он рад побывать здесь, посмотреть его. Корейского приезжий не знал и, хотя Хосок сносно изъяснялся на путунхуа, при них всё равно сидел переводчик со стороны Хангёна, этнический кореец Сон Чжерим.
- Мой младший брат, Ифань, когда-то учился актёрскому мастерству здесь, - повествовал он через него дружелюбно.
- Правда? – дивился Хосок. – И где он сейчас?
- Бог его знает, где-то в Штатах, совершенно вестернизировавшийся тип, - посмеялся он.
    Чонгук думал о тех синьцзянцах, что стояли по другую сторону вип-кабинки, об охране Хангёна. Кем-то из этих людей был убит Сандо. Проклятые люди Уйгурского Льва! Чьи ладони держали пистолеты, погубившие лучшего воина, человека, на которого Чонгук равнялся? Внешне золотой выглядел безмятежным и непоколебимым, но как трудно ему было бездействовать и уговаривать себя не ввязываться в драку! Однако Чонгук отлично знал устав золотых, их правила и принципы. Никаких поступков в гневе, никакой мести, никаких начинаний в припадке ненависти. Он мог тысячекратно выгорать изнутри яростью, но никто об этом даже не заподозрит.
- Я очень рад повидать Вики и знать, что с ней всё хорошо. Вы ведь не дадите её тут в обиду, верно? – вновь вторгался голос Хангёна в мысли Чонгука. Ему переводчик и вовсе был ни к чему. Путунхуа был его вторым родным языком, языком матери и детства.
- Разумеется, мы одинаково охраняем всех мирных людей...
- О, могу ли я просить выделить её из этого «одинаково»? Ей нужна особая защита. В таком случае вы можете рассчитывать на моё искреннее расположение... Я бы забрал её в Урумчи, чтобы не обременять никого заботами, но сестрёнка наотрез отказывается возвращаться на родину.
- Не волнуйся, мы сделаем всё возможное... и невозможное, - добавил Хосок, видимо, уловив что-то в глазах Хангёна, - чтобы о её сохранности тебе не приходилось переживать. Думаю, схожие гарантии тебе дал заодно и Джиён? В конце концов, она замужем за одним из его людей...
- Мне пока что не пришлось поболтать с Джиёном в неформальной обстановке, поэтому я и хочу собрать, так сказать, самых... понимающих представителей региона. Договориться о чём-то конкретном.
   Чонгук про себя усмехнулся. Джин до сих пор для западно-китайской мафии был драконом, и это хорошо. Лишние разоблачения ни к чему. Пусть считают его врагом золотых.
- После Японии я снова заеду сюда, в Сеул, - подводил итоги четвёртый сын, – а уже отсюда дальше. Мне нравится, что мы сошлись на Чеджу. Говорят, там красиво?
- Да, но я и сам давно там не был, - признал Джей-Хоуп.
- Мы могли бы полететь туда вместе, а?
- Почему бы и нет? Но посмотрим по обстоятельствам. В конце концов, нужно теперь связаться с Джокером. Вдруг он не захочет размещать нас на своей территории?
- Ну да, ну да...
   Дождавшись окончания затянувшихся посиделок, Чонгук вздохнул, когда панель в стене открылась, и в проёме показался Хосок.
- Всё, закончили.
- Как оцениваешь результаты? – спросил младший, выходя из ниши.
- Как? Отсутствие результата – тоже результат, вот как. Это всего лишь промежуток, пауза перед действительно важными решениями. Нам удалось выдержать вежливые мины – и это замечательно, хотя я всё равно не доверяю этим лукавым китайцам, они скажут одно, а поступят по-другому.
- Мы тоже так часто делаем, - хмыкнул Чонгук.
- Но мы-то во благо! – оправдался Хосок и посмотрел на наручные часы. – Пойду, скажу Сэй, что всё закончилось, и поеду домой. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, - кивнул Чонгук, провожая глазами товарища. Тот покинул вип-кабинку. На столе, свидетелями переговоров, остались две бутылки соджу, две рюмки – Чжерим не пил, исполняя переводческие обязанности, - несколько тарелок, какие-то совершенно пустые, другие с остатками дорогих закусок.
    Золотой присел на мягкий диван, не зная, идти сразу спать или нет? Напряжение сказывалось, он чувствовал себя в повышенном тонусе, при котором не лечь и не уснуть. Да, если бы сестры Хангёна, Вики, не было в Сеуле, если бы она не полюбила Джина и не вышла за него замуж, неизвестно, чем бы всё кончилось. Был бы тогда любезен главарь Джунгарии? Имел ли он отношение к убийству Сандо? Чонгук опять ощутил, как закипает кровь, как ему хочется наброситься на кого-нибудь из этих синьцзянцев и растерзать их в клочья. Это не просто трагедия, это огромнейшая потеря. К тому же (Рави успел поведать некоторые подробности), из-за смерти Сандо покончила с собой и Николь, его возлюбленная. Сколько невинных смертей, сколько крови, сколько израсходованных зазря жизней! В который раз Чонгук подумал, что золотые не должны допускать никаких чувств к себе со стороны девушек. Это нечестно, это несправедливо. Девушки не должны страдать из-за того, какой конец ожидает большинство воинов. И девушки не должны быть участницами этих битв! У молодого человека никак не выходило из головы, что одного из последнего, о чём он поговорил с Сандо, было обсуждение женского отряда. Не это ли бросило бывшего наёмника на передовую? У него был шокированный вид, он был против, он был обескуражен тем, что золотые приобщили женщин. И если это как-то повлияло на решение Сандо без приказа сверху напасть на Эдисона, то ответственность за его смерть лежит на нём, на Чонгуке.
    Парень закрыл глаза, зажмурил их посильнее. Посидев так несколько мгновений, он открыл их и, сквозь белые мушки, как при давлении, увидел пустые бутылки и рюмки. Выпить, что ли? Поднявшись, Чонгук вышел из кабинки и пошёл к бару. В ресторане уже пустело, поэтому можно было различить всех присутствующих. К стойке, почти одновременно с ним, подходил Чимин.
- Привет! – улыбнулся он, заметив Чонгука. Они пожали друг другу руки. – Чего такой хмурый? Кажется, всё пока что более-менее хорошо?
- В том-то и дело, более-менее. А ты чего тут? Опять снять номер с девочкой?
- Не, у меня уже забита комната с подселением, - указал глазами в потолок Чимин и бросил бармену: - Бокал пива, пожалуйста.
   Глядя, как наливается пенящийся янтарный напиток, Чонгук задумался, чего бы выпить ему? Что-то покрепче? В этот момент к бару подошла официантка.
- Подогретый саке сделал?
- Да, - бармен выставил на столик маленькую бутылочку японской водки и поставил возле неё рюмочку. Официантка составила это всё себе на поднос и понесла в сторону одной из кабинок. Чонгук невольно проследил за направлением заказа. Любителей японской культуры тут было не так много, но Сольджун не пил вовсе, и его кружок придерживался почти тех же традиций, особенно Сунён. За отодвинувшейся на миг шторкой мелькнула Сана, сидевшая в одиночестве. Саке отнесли ей, а от неё вынесли две таких же маленьких, но уже без содержимого, бутылочки.
- Извини, я отлучусь, - сказал Чонгук Чимину, и тот лишь махнул рукой, не успев оторваться от бокала, чтобы что-то ответить вслух.
    Музыка в зале играла ещё достаточно громко, поэтому стучать было бесполезно. Золотой отдёрнул занавеску. Сана медленно повернула лицо к побеспокоившему её и окинула гостя захмелевшим взглядом.
- Можно? – спросил Чонгук. Японка безразлично повела плечами. Парень вошёл и сел напротив неё. – В честь чего попойка?
- А разве она не может быть без повода? – посмотрела на него над столом Сана.
- У тебя вряд ли, - улыбнулся Чонгук, интуитивно чувствуя, что девушка нуждается в каком-то приободрении или утешении. Он не ожидал когда-либо увидеть эту Минатозаки ослабленной, а именно таковой она сейчас и была. Но чего хотеть от бедной девчонки, будь она даже дочерью и наследницей якудза, если ей едва двадцать лет?
- Чем я отличаюсь от других? – задала уместный вопрос Сана, ведь он как раз размышлял, что она такой же человек, и ничего ей не чуждо.
- Тебя сложнее подвести к рюмке, - указал взглядом на предмет Чонгук. А ведь его самого только что от употребления спиртного увело простое любопытство, и он не сел вот так же, ослабевший морально, не стал заглушать в себе чувства и эмоции, он по-прежнему стойко носит их на живую, терпит и молчит. Как подобает воину. Иначе быть не должно.
    Помолчав, но, судя по всему, потому что уже трудно сосредотачивалась и ворочала языком, а не оттягивала момент ответа, Сана сказала:
- Хангён завтра опять приедет. Он хочет посмотреть мой приватный танец. – Японка посмотрела Чонгуку прямо в глаза. Все тут знали, что подразумевает посмотреть приватный танец Саны. Это купля её ночи. За огромные деньги. – Он друг Ямашита! И мне нельзя причинить ему вред! Сольджун отказывается бороться с кланом, они не мешают свадьбе, дракон, которого я пыталась убить, выжил, а теперь ещё и это! Я должна спать с врагом и ничего не делать!
- Ты знаешь, что если таков приказ, то это правильно, - сделал упор на слове «правильно» Чонгук, потому что чей-то там приказ в таком состоянии вряд ли бы остановил девушку. – А что за дракон?
- О, один никчёмный распутник, который купил мою первую ночь, - отмахнулась Сана. Даже в пьяном жесте сохранилась вымуштрованная грациозность, она не выглядела набравшейся девкой, её прорывающаяся благодаря алкоголю взбалмошность придавала ей очарования, делала более естественной и живой. Такая она Чонгуку нравилась куда больше, без вечного льда в глазах, без всегда одинаковой для всех улыбки, деликатной, утончённой, женственной, и в то же время какой-то смертоносной. – Господин Ю обещал мне, что диметилртуть осечек не даст! Но этот Ли выжил! – Сана перешла внезапно на японский, сама этого не заметив, но из обрывочных «ватащи» и «бакадзанай» Чонгук примерно понял её возмущение. Она говорила, что не дурочка, и всё понимает. Так же неожиданно, как перешла на японский, она вернулась обратно на корейский: - Это золотые его спасли. Nande? Nande?!*
- Значит, на то были свои причины, - невозмутимо объяснил Чонгук. Сана поморщилась, показывая мимикой, что её это не устраивает. Взяв саке, она принялась наливать его себе, немного разлила – хотя на столе и так уже были маленькие лужицы и капли – задела широким рукавом разлитое, намочив ткань. Ставя бутылку, японка переводила взор на рюмку, но, когда рука её, освободившись, потянулась к выпивке, Чонгук перехватил спиртное и, наблюдая, как раскрывается в немом негодовании рот Саны, залпом вылил рюмку в себя. После чего со строгим стуком поставил её на место. – Тебе уже хватит.
- Кто это решает?
- Я. – Чонгук поднялся и, подойдя к Сане, наклонился, беря её под локоть. – Пойдём, я провожу тебя в комнату.
- Я не хочу в комнату! – воспротивилась она. Парень тянул её со стула вверх, а она упиралась пятками в пол и пыталась откинуться назад. – Я хочу остаться и выпить ещё!
- Нет, Сана, тебе нужно поспать. Давай, бар скоро закроется. – Чонгук подался вперёд, обхватил девушку за оба плеча и с лёгкостью поставил на ноги. Однако те её не очень держали, и ему пришлось не отпускать японку, чтобы та не грохнулась. Шёлк подобия кимоно был струящимся и скользким, чтобы материя не вытекала из пальцев, нужно было либо перехватывать её, либо сжать посильнее, но Чонгук не хотел оставлять на Сане синяков, поэтому, от её возни и попыток вырваться, он то и дело менял положение своих ладоней.
- Да, мне больше не снятся кошмары, - говорила, отбиваясь от золотого, девушка, словно сама с собой, - Сольджун стёр из моей памяти всё, что касалось роковой ночи. Но я знаю, знаю, что было той ночью! Я знаю, что произошло с моей семьёй! Как я могу спокойно спать, пока Томохиса процветает и благоденствует? Пока его люди занимают места моей родни?!
- Сана, в нашей жизни есть много вещей, которые мы не в силах исправить, и которые нам тяжело принять, но жить нужно, руководствуясь умом, а не рефлексами, возникающими в результате обид и отчаяния... - Пока он пытался её успокоить, Сана замолчала, голова её немного повисла и, когда Чонгук замолчал, договорив, он вдруг услышал, как она всхлипывает. Минатозаки Сана?! Золотой, придерживая её одной рукой, второй взял её подбородок и поднял лицо. Глаза были мокрыми, подводка и тушь на ресницах растекались, оставляя тёмные следы и под бровями и под глазами. Идеальная гейша, неповторимая красавица, сводящая с ума мужчин и не имеющая сердца. Чонгук смотрел на это молодое и мучительно страдающее лицо, не понимая, как раньше не видел этой боли, как не жалел её?
- Я ненавижу этот мир, - прошептала Сана губами, по которым текли слёзы. – Я ненавижу всё и всех, если я не убью Ямашита, я убью себя, потому что не покарала убийц своих родителей, своих сестёр, своих братьев...
- Ты слишком долго держала это в себе, - подметил Чонгук. Взгляд японки на мгновение стал трезвее.
- Разве не все мы стараемся держать в себе как можно больше? Мы живём в Азии, Чонгук, нас здесь с детства приучают всё держать в себе, потому что показывать то, что в душе – позор. – Помотав лицом, она опять покачнулась, придерживаемая золотым. – И ты стал свидетелем моего позора.
- Я так не считаю. Не волнуйся, я завтра ни о чём не вспомню, - постарался успокоить её Чонгук.
- Но я-то этого не забуду, - искоса посмотрела на него Сана. Плавно высвободившись из поддерживающих рук, она сделала один шаг, и опять чуть не упала. Молодой человек вновь успел поймать её и, уже ничего не говоря, держа сбоку, повёл прочь.
    Поднявшись с ней на лифте, Чонгук подождал, пока Сана не достала из кармана ключ. Не с первой попытки, но она попала в скважину, отперла дверь и, споткнувшись о порог, вошла внутрь. Не упала она всё по той же причине: золотой страховал её, как маленького ребёнка. Словно забыв о нём, стоя к нему спиной, девушка принялась раздеваться. Съехавшая причёска уже давно была в аварийном состоянии. Когда Сана расстегнула платье, она подняла руки к волосам и попыталась нащупать все шпильки, чтобы вытащить их, но пальцы не слушались. Смилостивившись над ней, Чонгук подошёл ближе, отвёл кисти Саны, и сам, одну за другой, извлёк шпильки из её локонов, тяжело рассыпавшимся по спине. От его касания японка вздрогнула, посмотрев через плечо. Она действительно успела спьяну забыть, что здесь кто-то есть?
- Лучше бы ты помог мне убить Ямашита, - процедила она тихо.
- Ты слишком зациклена на этом, - не стал скрывать Чонгук. – Так у тебя ничего не получится. Нужно выжидать удобный момент...
- Сколько ждать?! Сколько?! Время идёт, а я бездействую! Ничего не получается! – В расстёгнутом платье, которое съехало с одного плеча, растрепавшаяся, Сана принялась колотить покрывало на кровати, упала на колени, опять заплакала, одновременно с этим лупя постель. Потом лихим движением сдвинула покрывало на пол, злобно его терзая, отопнула, сидя на полу, переключилась на подушку. – Ненавижу, ненавижу! Я убью их, убью! – закричала она. Чонгук понял, что несмотря на те частично стёртые Сольджуном воспоминания, где-то в подсознании картины страшной ночи, когда вырезали клан Минатозаки, оставались в Сане, и психологический шок дремал лишь до поры, до времени. Она забыла его источник, но сам он остался.
   Золотой закрыл дверь, чтобы никто не прибежал на всхлипы и вой Саны, опустился рядом с ней и попытался обнять и успокоить.
- Ненавижу! И тебя ненавижу! – переключилась, развёрнутая к груди Чонгука, на него девушка. Кроме слова «ненавижу» у неё больше ничего не срывалось.
- Выпусти пар, тебе будет полезно, - позволил парень, немного отстранившись, чтобы японке было удобнее бить по нему кулачками. Несмотря на миниатюрность, силы в них было достаточно, и всё-таки Чонгука это не сильно беспокоило. Уж его отмутузить у Саны точно не выйдет.
    Минут десять, без устали и перерывов, она систематично ударяла Чонгука по груди, плечам, иногда даже по лицу, ругалась по-японски и старалась заехать куда-нибудь ногой, но мешал подол платья. Золотой ждал, когда она выдохнется или образумится, но жар в глазах, жаждавших вендетты, лишь усиливался. Неистовство, охватившее Сану, прибавляло ей сил и энергии. Но алкоголь не давал быть быстрой и непредсказуемой. Обезумев от отчаяния, в запале Сана сунула руку под кровать и вытащила оттуда катану. Чонгук поймал её за запястье и засмеялся.
- Ну, это уж совсем лишнее. Извини, но к данной процедуре я пока не готов. – Выкрутив ей руку, золотой отобрал японский меч и отбросил его подальше. Разжавшая пальцы, Сана вскрикнула и немного пришла в себя. Посмотрела на свою руку, потом на бряцнувший в углу меч, потом на Чонгука.
- О! – выдохнула она.
- Отпустило? – вкрадчиво поинтересовался он.
- Немного, - едва слышно пробормотала она, отведя глаза. – Но трудно хоть мгновение не думать о ненависти, когда ничего другого вокруг нет.
- Вокруг полно всего другого, Сана, - Чонгук убрал растрепанные пряди с её лица, - мне тоже есть кого ненавидеть, и есть что хотеть сделать. Но нельзя позволять злобе победить. Мы наказываем тех или иных не только из-за прошлого, но и ради будущего. Иначе в этом нет смысла. Прошлого не вернёшь, а скорректировать будущее возможность имеется.
- Думаешь, у меня есть будущее? – безнадёжно спросила Сана.
- Но ты же ещё жива, - уверено сказал золотой и, посмотрев в тёмные, нетрезвые глаза напротив, подался вперёд и поцеловал девушку в губы. Сана вздрогнула, но после короткого замешательства двинулась навстречу, прильнув к Чонгуку. Её руки судорожно ухватились за его футболку, потянув, чтобы снять. Он не стал сопротивляться, а разомкнул поцелуй и стянул одежду через голову. Во взгляде японки если не прояснялось, то хотя бы меняло настроение чёрное небо бурных эмоций. Желание всегда напоминает о биологическом существовании, от него никуда не деться, даже если кажется, что душа мертва. Сана взялась за платье, чтобы до конца от него освободиться, Чонгук помог ей справиться и, подняв девушку, опрокинул на кровать.
    Конечно, ненависть из неё никуда не исчезнет, но золотому хотелось заглушить и притупить на время терзания Саны. Ей хотелось выплеснуть агрессию, ощутить и причинить боль, чтобы она вырвалась изнутри, и он не мешал ей кусать его плечи, царапать ему спину. Он тоже добавил жёсткости в свои действия, и девушка оживилась от этой борьбы и возможности оказывать сопротивление, сражаться, применять силу и испытывать на себе её применение. Достигая пика блаженства, Сана разражалась грудными рыданиями, теряя самообладание. Плача от накатывавшего облегчения, она билась и дрожала в постели, и в эти мгновения Чонгук прижимал её ещё сильнее к себе, шепча, что всё будет хорошо и однажды они победят. Под утро Сана окончательно успокоилась и уснула.