Мерзавец попытался воспротивиться новым ударам, но из проигрышного положения – лежачего. А правило не бить подобных сейчас не работало. Я не дала ему встать и, уложив, вбив в пол ещё несколькими крепкими ударами ног, напустилась с кулаками. Я не чувствовала отдельно какую-либо часть тела, у меня не возникало мыслей, что я бью руками или просто бью, я вся превратилась в машину, во что-то уничтожающее этого типа. Вся моя сущность обрушивалась на него с огромной, поглощающей злостью и ненавистью, красные пятна перед глазами, усугублённые кровью, которую я видела на лице Сынён, доводили до исступления, мне хотелось рвать, выхватывать куски отвратительной плоти негодяя и разбрасывать, чтобы он расщепился, исчез, как смытая грязь.
- Чонён, Чонён, хватит! – Мой слух включился, и я услышала звуки помимо жуткого гула и колотящейся в голове крови, бухающей от подскочившего адреналина. – Чонён, остановись! – Это был голос Сынён, и меня хлопали по плечу. Алая пелена стала блекнуть, я мотнула лицом, моргнула и вздрогнула. Мужчина, загнанный и распластанный, пытавшийся сгруппироваться так, чтобы защитить голову и внутренние органы, но безуспешно, лежал не двигаясь. – Чонён, ты можешь убить его! Боже, тебя же посадят в тюрьму, прекрати!
Угроза тюрьмой меня сейчас вообще не волновала, но я пришла в себя, резко отступив и повернувшись к Сынён. Она со страхом смотрела на меня, прикрываясь тощим обрывком спортивной майки. Больше на ней ничего не было. Кроме разбитой губы и носа, из которого и текла кровь, а ещё ссадины на щеке, над которой наливался фингал, вроде бы никаких повреждений не наблюдалось. Я сделала открытие – меня трясло. Опять посмотрев на урода, которого я била, я разобрала в груде человеческого мяса, костей, кожи и одежды затруднённые движения. Он жив, и его лицо превратилось во что-то куда более ужасающее, чем лицо моей сестры, я разбила его без остатка – брови, скулы, глаза, нос, челюсть, всё налилось багровым, всё измазано кровью, по губам стекает слюна вперемежку с кровью. Вздрогнув от пробежавшего по спине холода, я посмотрела на свои руки. Они были в крови, как в фильмах у убийц. Я никогда прежде не причиняла никому такого вреда, никогда не избивала до такой степени. Я испугалась себя, что смогла совершить такое, но ещё больше я испугалась того, что мне хотелось продолжить. Я не собиралась останавливаться, я должна убить эту тварь! Но Сынён всё ещё придерживала меня за плечо, видя моё состояние. О её состоянии я не смела даже спрашивать.
- Чонён, пошли отсюда, - потянула она меня, но не смогла сдвинуть с места. Я всё ещё смотрела на валяющееся тело под ногами, и намечала завершение начатого. – Чонён, надо уходить, пошли!
Уговоры сестры не очень работали, но благодаря ей я всё сильнее приходила в сознание. И я услышала приближающиеся шаги. Мы обе повернулись к проходу с выбитой дверью, и увидели там охранника. Видимо, девушка на ресепшене заметила, что меня долго нет, и послала на поиски. Охранник попытался охватить разумом открывшуюся картину, но логически плохо складывалось. Явно битая девушка, с ней ещё одна, чьи руки говорят сами за себя, а возле них полумёртвый, с трудом опознаваемый мужчина.
- Что здесь происходит? – не справившись с разгадкой задачи самостоятельно, спросил явившийся.
- Вы немного опоздали, когда действительно были нужны! – прошипела я и попыталась сказать, но поняла, что язык не в силах произнести «мою сестру изнасиловали». Я боялась задеть её? Или мне самой было настолько паршиво от понимания свершившегося? Сынён дрожала, обвивая мою руку своими.
- Меня... меня чуть не убили! – Я дёрнулась на этот голос, раздавшийся снизу, но Сынён вцепилась в меня крепче, не дав сойти с места. Этот ублюдок пришёл в себя и приподнял голову, впившись в меня злобными глазами с полопавшимися капиллярами. – Сука! Тебе это просто так не сойдёт с рук...
- Господин Чжан! – узнал его, видимо, охранник, и, поклонившись, приблизился к нему. Вот оно как! Из двух пострадавших сторон важно не то, кто виноват, а то, кто более значим и богат. А на что я надеялась?
- Задержи эту суку! – поднял почти обессиленную руку насильник, чтобы указать на меня пальцем, но я смело дёрнулась навстречу, удерживаемая, опять же, руками Сынён.
- Попробуйте! – я кивнула охраннику. – Я и тебя так же могу уработать!
- Уходим, Чонён! – понимая, что правда не на нашей стороне, потянула меня со всей силой Сынён. Отбросив огрызок майки, она схватила чьё-то бесхозное полотенце и обернулась в него. – Идём!
Наконец, я поддалась, понимая, что если придётся ввязаться в драку с охраной, то закон меня точно не поддержит.
- Сука, ты заплатишь! – крикнул вслед лежавший на полу. – Я тебя найду, сука, ты поняла?!
Мы спешно вышли в коридор, ничего друг другу не говоря и не останавливаясь, спустились по лестницам и достигли холла. Попадавшиеся навстречу люди почти не обращали на нас внимания, потому что Сынён опустила лицо вниз и держала перед ним ладонь. Этим она и закрывала побои, и вытирала капающую из носа кровь. Уже идя к выходу, я притормозила.
- Сынён, где твоя одежда?
- В раздевалке на втором этаже, - покачав головой, она подтолкнула меня дальше, показывая, что не вернётся, - там же и телефон, и сумочка... заберу потом!
Дождь по-прежнему шёл, ничуть не утихнув, а, возможно, наоборот разойдясь. Я посмотрела на ладони, пытаясь вспомнить, в какой момент выпустила зонт и где его потеряла? Но память упорно затёрла всё, что было с момента зародившегося волнения за сестру. Дальше всё смешалось, превратившись в форсированный марш-бросок в состоянии аффекта. Сынён была без обуви, и на холодную улицу она вышла ровно такой, какой была внутри – обмотанная банным полотенцем, под которым не было даже трусов. Я хотела остановить её, попросить подождать в холле, пока не вызову такси, утешить, дать свою куртку, но на моих глазах произошло то, что отложилось в моих воспоминаниях на всю жизнь. Минута, в которую я восхитилась сестрой и поняла, насколько мне далеко до её моральной силы. Выпрямив спину в королевской осанке, гордо приподняв подбородок, поправив растрепавшиеся волосы, она приняла вид разочарованной свиданием великосветской леди, подошла к дороге и выставила руку, голосуя. Как же она мне напомнила маму в этот момент! Да, Чжихё из нас троих больше всего походила на неё внешне и воспроизводила заботу и домашние хлопоты той, но, в отличие от Чжихё, наша мама была самым неунывающим, самым стойким человеком, каких я встречала. В периоды, когда семье приходилось туго и дети очевидно могли бы чувствовать себя ущемлёнными, по сравнению с другими ребятами и девчонками в школе, мама поднимала боевой дух всякими историями, надменно рассуждала о богатстве и деньгах, как о ерунде, с глубоким пониманием объясняла и прививала истинные ценности. Конечно, иногда она срывалась, когда слишком уставала или груз дел и проблем становился непосильным, но потом возрождалась, как феникс. Чжихё не хватало этого самостоятельного внутреннего животворящего очага, а вот в Сынён он предстал передо мной в полной мере. Может, сестра считает, что таков долг настоящей актрисы – скрывать истинные эмоции, что так она проявляет свой талант, но мне показалось, что всё наоборот, и её талант появился как раз из умения держать всё в себе, всю боль, разочарование, драму. Это появилось, когда её бросил, пропав, Джебом. С тех пор она перестала что-либо принимать близко к сердцу и надолго на чём-то концентрироваться.
Сынён посмотрела на меня, попытавшись улыбнуться, но разбитая губа заставила покривиться:
- Вызови-ка лучше такси через интернет, а то мой вид кажется водителям подозрительным.
Я немедленно выполнила её просьбу. Прохожие топали мимо, выглядывая из-под зонтов на странный дуэт. Хотя меня и не замечали, всё внимание устремлялось на голую девушку в полотенце, терпеливо мокнущую под ливнем и перебиравшую босыми ступнями на холодном асфальте. Сынён сама ещё не до конца осознавала, что произошло, и что это кончилось, иначе она покрылась бы мурашками от холода, но вместо этого она хохотнула:
- Хорошо, что сериал со мной ещё не вышел! Представляешь, если бы я уже была знаменитостью? Скандал бы вышел, журналисты наделали бы сотни снимков меня в таком виде! Удачно я попала впросак до премьеры.
Защитные реакции психики работали вовсю. «Попала впросак» - это об изнасиловании. Я смотрела на Сынён во все глаза. Как бы я вела себя на её месте? Что бы чувствовала? Я же видела, этот проклятый негодяй успел начать своё дело, но сестре, как и мне, не терпелось забыть увиденное, а то и вовсе сделать вид, что ничего не было. У неё шок и жуткий стресс, но какой-то предохранительный шлюз опустился, и Сынён убегала стремительно подальше физически и в мыслях.
- Дай-ка телефон, - забрала она мобильный из моих рук, - позвоню Чжихё, скажу, что мы не приедем. – Она приложила трубку к уху. – Привет! Сестрёнка, мы не сможем сегодня, не жди. Да я приболела, не пойму, простуда или что, а тебе же сейчас нельзя никакую инфекцию подцепить. Да-а, ни в коем случае. Так что, пока я не убежусь, что абсолютно выздоровела, ни ногой к вам! Чонён? А вдруг инкубационный период? Пусть со мной посидит. Да нет, я себя не слишком ужасно чувствую, но вдруг надо будет в аптеку послать за чем? Ага. Да, небольшая температура. Ну всё, отдыхайте без нас, пока-пока!
По всей этой суетливой деятельности, по попыткам шутить и что-то теребить в руках, я представляла, что по-настоящему в душе Сынён творится.
- Мы поедем в полицейский участок? – спросила я, смотря на лицо, омытое дождём. Кровь утекла, но ссадины и синяки остались.
- Что? Зачем? Нет, мы едем домой, - пробормотала быстро сестра.
- Нужно зафиксировать побои, подать заяв...
- Ничего не случилось! – крикнула Сынён. Её голос сорвался. Губы затряслись. Сделав глубокий вдох, она яростно взглянула на меня: - На тебя тоже напишут заявление, если туда сунутся! Не хватало тебе угодить за решётку! Забудь! – Она так эмоционально вещала, что схватилась за челюсть, насторожившись. Изнутри пощупав рот языком, Сынён выплюнула что-то на ладонь: - Ну вот, зуб откололся...
От удара. Урод! Я замолчала. Как раз подъехало такси, и мы туда погрузились. Я раньше думала, по какой причине так много женщин в мире терпит насилие, не жалуясь? Почему они не подают заявления? Не наказывают виновных? Это казалось мне абсурдным, чего легче пойти в полицию и передать в руки правосудия справедливое требование кары? Но вот подобное стряслось рядом со мной, с моей сестрой, а, значит, и со мной тоже, и я видела, как трудно перешагнуть этот порог молчания, как нелегко вслух произнести короткую фразу «меня изнасиловали». Даже я, косвенная участница, не представляла, как озвучу это при Сынён или ещё ком-то. Нет, я смотрела на это не в рамках примитивного патриархата, где изнасилованная не столько жертва, сколько опозоренная развратница, которую саму же ещё и следует образумить, мол, будешь знать, где ходить и с кем водиться! Я смотрела на это с точки зрения психики. Есть вещи, о которых хочется забыть, не трогать их. Да, психологи советуют проговаривать проблемы и делиться ими, чтобы становилось легче, но не всегда это помогает. Я... я не могу подобрать ни одного друга, с которым смогла бы поделиться такой бедой! Когда что-то касалось других напастей – пожалуйста! Чжунэ оказался скотиной – я шла к Джуниору или Чимину, делилась с ними, убеждаясь, что не все парни скотины. Когда Чжунэ лгал, я опять же шла к друзьям, чтобы убедиться – есть и честные, не обманщики. А сейчас, если мне захочется убедиться, что не все парни могут поднять руку на девушку и изнасиловать её, к кому я пойду? Я не смогу рассказать об изнасиловании Сынён ни Чимину, ни Джуниору, ни Чжунэ, ни Югёму. Не только потому, что это – беда моей сестры, настолько личная и интимная, что её нельзя перемалывать с кем бы то ни было. Ещё была другая причина. Они все были мужчинами. Они все, каждый, был той потенциальной тварью, которая могла бы посягнуть на женское тело, захотеть его и взять. И даже золотые, которые, уверена, никогда бы не ударили девушку раньше... именно я становилась причиной того, что они смогут это сделать! Я заставляла тренироваться с собой, заставляла не смотреть на то, что я девушка и, рано или поздно, они наверняка закроют на это глаза, станут сражаться на равных, и на женщин смотреть, как на равных. К этому же может прийти? Может! Получается что я, боровшаяся за равноправие, только что открыла для себя – ни черта равенства нет и быть не может! Не может мужчина поднимать руку на женщину с той же лёгкостью, с какой поднимает на другого мужчину! Почему это так мерзко, грязно и отвратительно? Потому что это моя сестра? Нет, с любой другой девушкой было бы такое ощущение. Насилие само по себе ужасно, в виде войны, сражений, перестрелок, там, где борются равные по силам, но вдвойне ужасно то насилие, где заведомо более сильный вступает в борьбу со слабым. Впрочем, это и есть единственная возможность для возникновения насилия, ведь оно, по сути – принуждение. А принудить равного по силам невозможно. Вот! Вот в чём гадость насилия. Это те случаи, когда человек, осознавая своё превосходство, начинает распоряжаться жизнью, телом, имуществом другого так, будто ему всё можно. Это возврат к рабовладению, это попрание прав и свобод человека, кем бы он ни был: ребёнком, подростком, женщиной или слабым мужчиной.
- Остановите, пожалуйста, вон у того магазина! – попросила Сынён у водителя, и я вышла из сумрака рассуждений. Она бросила на меня взгляд в полутьмах заднего сидения автомобиля. – У тебя есть с собой деньги? Возьми соджу, пожалуйста.
- Хорошо, - кивнула я и выскочила под дождь. Всё равно мы обе были мокрые. Таксист, наверное, проклинает нас за то, что мы намочили сидение.
Я купила две бутылки, чувствуя, что мне это тоже нужно - выпить, вернулась и села в салон. Рука Сынён нашла мою и крепко сжала. Первый запал энергии угас, её выдержка была на исходе. Она выглядела опустошённой, раненой, напряженной, но всё так же ровно держала спину и не позволяла себе сникнуть. К счастью, из-за погоды двор был пустым, и ни одна соседка не могла увидеть, в каком виде Сынён продефилировала из машины в подъезд, иначе вопросов была бы куча. Мы поднялись в квартиру. Я успела заметить с улицы, что на кухне горит свет. Именно оттуда выглянули Чеён и Чэрён, удивившись, что мы так рано вернулись, ведь обещали поехать к другой сестре в гости. С первых же секунд, в прихожей, где я зажгла свет, они рассмотрели лицо Сынён, но у них не хватило решимости спросить что-либо. И хватило воспитания и совести не делать этого. Про то, что сестра босая и в одном полотенце – уже и речи не шло. Она улыбнулась, пересилив боль в ноющей челюсти:
- Опасно ходить в бассейн, девочки. Там скользко.
Сёстры Шин посторонились, давая ей пройти дальше, в ванную комнату. Чэрён посмотрела на Чеён, готовая принять это оправдание, но ищущая подтверждения в лице старшей. Чеён пожала плечами, показывая, что не компетентна, и сказала мне:
- Чэрён ужин приготовила, есть с нами будете?
- Нет, спасибо. – Разувшись, шуршала я пакетом с двумя бутылками. Чеён бросила на него взгляд и безошибочно определила, что внутри, дав понять это молча. – Присоединишься ко мне и Сынён?
- Нет, у меня крайне негативное отношение к употреблению этого.
Девчонки вернулись на кухню, где как раз успели выставить на стол две тарелки. В воздухе витал аромат еды, но мне было не до него. Я открыла полку и достала две рюмки. Нужна ли закуска? Нет, кусок в горло не лезет, и у Сынён, скорее всего, такое же состояние.
- Приятного аппетита, кушайте без нас, - постаралась я улыбнуться так же, как Сынён, но у меня не вышло.
Я подошла к двери ванной, где включилась вода. Шумел душ. Я постучала костяшкой пальца по косяку:
- Всё в порядке?
- Да, я скоро выйду! – бодро и искусно пропела сестра.
Пройдя в их с Чжихё спальню, я поставила на тумбочку стопки, открыла соджу, налила ей и себе, села на кровать. Стоит ли убеждать Сынён писать заявление? Надо ли давить на неё? Я не смогу. Если увижу, что глаза её наполняются слезами, то замолкну до гробовой доски. Да и что это даст? Посадят ли того типа? Похоже, он не из бедных. Потребуются свидетели. Мне придётся рассказывать публично, в каком виде я застала их... Боже! Меня передёрнуло. Сынён что-то говорила о тюрьме. За что меня-то посадили бы? Превышение самообороны? Вообще-то, и не на меня нападали, поэтому мои действия даже не самооборона. Но если бы я почувствовала отмщение свершившимся, мне бы и тюрьма не была страшна. Однако удовлетворения от сделанного я не получила. Я хотела продолжать бить и бить этого господина Чжана. А потом пусть бы и сажали. Ладно этого боятся люди, у которых карьера, престиж, положение в обществе. А мне что? Судимость придала бы мне авторитетности. Я горько хмыкнула. Неплохие у меня планы на будущее. Интересно, золотые могли бы меня отмазать от тюрьмы? Они же сами нелегалы, значит, в их силах было бы лишь обеспечить мне такое же положение и помочь скрыться.
Сынён вошла в спальню и, мельком задев меня взглядом и стараясь не сталкиваться с моим, увидела наполненную рюмку. Подошла к ней, опрокинула залпом, налила ещё и села напротив меня. Я проследила за её действиями и, выдохнув, попыталась тоже залить жидкость в себя, но не пошло, и я только поперхнулась одним глотком. Пока откашлялась, Сынён немного расслабилась и произнесла:
- Боюсь, до шестого числа лицо не заживёт. Я не смогу приехать на съёмки. Просру контракт, ещё и придётся платить неустойку.
- А грим это не скроет? – попыталась я обнадёжить сестру.
- Фиолетовый фингал под глазом – точно нет, увы, в таких малобюджетных кинолентах не участвуют специалисты по спецэффектам, и на фотошоп полагаться не придётся. – Мы стали потягивать соджу. Я вторую половину первой рюмки, а Сынён – первую половину третьей.
- Насчёт заявления... - вкрадчиво попыталась я начать.
- Не сегодня, ладно? – сестра прикрыла глаза и, сделав вдох и выдох, открыла их. – Я... понимаю, да, скорее всего, придётся что-то сделать... я не хочу потерпеть ещё материальные убытки...
- Опять ты всё о материальном! – не выдержала я.
- Да как ты не понимаешь! – крикнула Сынён. Я вздрогнула, убедившись глазами, что дверь закрыта. Но что-то сёстры Шин всё равно выхватят из разговора. – Как ты не понимаешь, что думать о деньгах и категориями денег намного проще! И легче! Если думать о том, что здесь, - она ткнула пальцем в сердце, - и здесь, - указала она на висок, - то можно рехнуться! Это тяжело, ясно?! Приобретать и терять деньги, привязываться к деньгам... лучше так, чем привязываться и терять людей, чувство собственного достоинства и ещё чёрт знает что!
Я открыла рот, но она не дала из него выбраться словам:
- Что? Ты скажешь, что я сама виновата? Что напросилась, бегая за деньгами?
- Я даже не думала...
- Даже если ты не думала! По факту, много кто бы так подумал! Знаешь, как много людей посчитает, что если девушка готова спать лишь с состоятельными мужчинами, то изнасилование для неё – ерунда! – Сынён опустошила третью рюмку и временно поставила её. – Уён, этот тип, когда я ему сказала, что актриса, сразу воспринял это как синоним «проститутке». Он вообще больше не воспринимал отказа! Я... он предложил мне экскурсию по клубу, который когда-то открывал вместе с Чунсу. Я подумала, может, заодно и того встречу? Он завёл меня на третий этаж и стал приставать... - Моё лицо молило «не надо подробностей», но Сынён не смотрела на меня и продолжала: - Я дала понять, что не собираюсь спать с ним, но для него мои слова ничего не значили. Он потешался над моей профессией, говоря, что какая же актриса откажется раздвинуть ноги перед человеком с деньгами? Я ответила, что, например, я, но он ударил меня по лицу и всё равно сделал то, что задумывал... - Сынён хмыкнула: - С моей стороны было глупо утверждать, что я не такая, правда? Ведь я спала с несколькими мужчинами, благодаря которым получала роль. С тем же Гынсоком. Но я никогда не переступала через себя, Чонён! Никогда!
- Я знаю... - Когда-то я отбила её от приставучего режиссёра, прямо в машине у нашего подъезда, когда он подвёз её.
- Я ищу состоятельных мужчин – да! Но из тех, которые мне нравятся, я... - Она опустила взгляд к полу, покачав головой: - Я просто ищу оправдание для того, чтобы любить. Вроде бы не их самих, а их капитал, связи, кредитные карточки. Лучше любить деньги, тогда не будет обидно и больно, тогда не придётся осознать, что всё это не взаимно и тебя пользуют. Любя деньги, вроде как ты тоже плохая, тоже пользуешься. Я больше не хочу такого, как с Джебомом.
Кажется, впервые за много лет она сама вспомнила о той истории. Неужели она до сих пор что-то к нему чувствовала? Прошло столько времени! Тряхнув головой, она расправила плечи:
- Множество моих коллег, я знаю, спят без разбора с продюсерами, директорами телеканалов, чтобы идти вверх, чтобы был карьерный рост. Но я никогда не понимала, как можно спать со стариками, с толстяками или какими-нибудь извращенцами. О, Чонён, я слышала десятки историй и о том, что девушек принуждают к этому, насилуют, но никогда не думала, что это коснётся меня. Да ещё и без выгоды, - цинично ухмыльнулась она. – Ты говоришь о заявлении, но, поверь, по опыту, это ничем не кончится. У Чжан Уёна полно денег, каких у нас нет. Он откупится, замнёт дело. Пригрозит тем, что сядешь ты, и я не рискну открывать рот.
- Не надо бояться за меня, главное – справедливость!
- Не пори чепуху! – осадила меня Сынён и взялась за бутылку. – Будешь ещё?
Я подставила рюмку. Она налила мне вторую порцию, себе – четвёртую. Бутылка кончилась.
- Главное – быть целыми и невредимыми, и на свободе.
- Сынён, таких ублюдков надо отправлять за решётку...
- Пусть этим занимается кто-то другой. Я попытаюсь мирно потребовать финансового возмещения. Сниму завтра в больнице побои. – Сделав глоток, она презрительно фыркнула: - Спасибо, что не дала этому дебилу закончить начатое, хотя бы не придётся бежать за таблеткой экстренной контрацепции.
Мне подумалось, что не давать мужчинам кончать входит в моё профессиональное ремесло. Но я не стала делиться подобным открытием с сестрой.
- Но анализы на венерические заболевания всё равно сдам недельки через две, - подытожила Сынён, - кто знает, насколько это было грязное животное? От мужчин одни проблемы, да?
- Похоже на то, - согласилась я.
- Наверное, мне стоит поумерить свой пыл с поиском богатого любовника, - признала сестра. Отставив рюмку, она пересела ко мне и, вдруг, крепко обняла, уткнувшись в плечо. – Спасибо, Чонён! Что бы я без тебя делала?
Я не нашлась, как отреагировать на эту благодарность, просто тоже обняла сестру руками. Она тихо продолжила:
- Ты мой герой, Чонён! Ты знаешь, что ты лучше любого мужика и всех их вместе взятых? – Она поцеловала меня в щёку, а я засмеялась:
- У меня только денег нет. И члена.
- Пф! Это, смотря с какой стороны глядеть, может даже достоинство. Мозгов и благородства-то у тебя побольше. А это важнее бабла и члена. К сожалению, мужчины этого не понимают. Да и как можно понять что-то, если мозгов-то и нет? – Мы обе засмеялись, но я заметила, что из глаз Сынён текут слёзы. Я вытерла их кончиками пальцев.
- Никуда без меня пока не ходи, ладно? Завтра воскресенье, я в больницу с тобой пойду.
- Договорились. Поспишь сегодня тут?
- С удовольствием, - располагаясь поудобнее на кровати Чжихё, кивнула я.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
АБВ2. Жизни сестёр
FanfictionЧонён ждёт последнее учебное полугодие, за которое нужно окончательно определиться, встать на выбранный путь или бросить собственные интересы ради неверного возлюбленного. Продолжение произведения "Амазонка бросает вызов"