И затем они поцеловались

--

В лесу было тихо. В пасмурное небо окунала зубы горная гряда – на изъязвленных пиках кое-где уже белел снег. Рауль любил жить здесь, на лоне природы – ему казалось, что все люди вымерли, а он остался, чтобы хранить порядок. Под ногами проседала влажная почва; тлели прощально угли брусники. Среди увядающей травы вытянулась мертвая лисица, ее шкурка светилась огненно-рыжим. Она была так красива, как будто кто-то специально уложил тельце среди кистей красных ягод и бурых листьев. Рауль осторожно обошел лисицу.

В маленьком доме смотрителя было тепло. Капли конденсата с чайника, полного снега, попадали в огонь газовой плитки и злобно шипели. Рауль устало сбросил ботинки и пригладил примятые шапкой черные волосы; в последние годы он начал седеть – неотвратимый, как наступающая зима, процесс, вгоняющий его в уныние. Рауль не был женат, и отчего-то теперь, когда шевелюра начала покрываться изморозью, ему это казалось важным. Хотелось, чтобы кто-то думал о нем и помнил, что ему нужно, даже если бы он сам забывал. Задача сложная, но Рауль был заранее строг к возможной избраннице - он ждал, что она войдет в распахнутые двери его мира на цыпочках. Страшно подкладывать душу под грязные сапоги.

Чайник вскипел, захлебнулся. Рауль выключил плитку и мрачно заглянул в погреб. Почти не осталось хлеба, к концу подходила тушеная говядина. Бесконечными штабелями высились суп и спагетти в томатах - продукты, бесплатно предоставляемые его работодателем. Рауль как раз на днях получил деньги: хозяин туристической базы, расположенной неподалеку, умеренно платил ему как смотрителю, а взамен Рауль должен был раз в неделю осматривать домики. Работа унылая, однообразная, но все-таки сложно было в этой глуши найти хотя бы такую. На тетрадном листочке Рауль дописал к уже имеющемуся перечню: «хлеб, молоко, консервы», взял деньги из маленького сейфа в кухонной тумбе и вышел из дома.

Пока снег не выпал, Рауль ездил в город на стареньком автомобиле, который ловко, как горная козочка, преодолевал сложные дороги предгорья. В салоне все дребезжало; то и дело отключалось радио, когда машину подбрасывало на очередном ухабе, слабо похлопывал бардачок, похожий на вывихнутую челюсть. Рауль закурил и принялся суетливо крутить рычаг, опускающий стекло. Он ни о чем не думал, и это было ни с чем несравнимое чувство – словно он парил над миром, сделался струйкой дыма, вылетающей в окно.