В знакомый дом зашёл Люцифер. Ничего не поменялось со временем. Поднявшись вслед за Мэри по старой деревянной лестнице, которая скрипела от каждого шороха, прошёл он в знакомые покои.
Когда-то достаточно давно, что уже и не вспомнили бы другие, здесь Богом Смерти себя ещё величая, забрал жизнь отца семейства Люцифер. Всё та же кровать, всё те же стены. Одно отличие: на кровати совсем не старик. Маленькая девочка, лет пять. Дочь Мэри.
Цвет кожи сходен с кусками пергамента, а в глазах кромешная пустота. Мэри упала на колени пред дочерью, взяв ту за маленькую ручку. Чуть руку повернув к матери, легко улыбнулась одним уголочком рта. Русые волосы, что совсем не как у матери, лежали на подушке, обрамляя лицо, а голубые глаза, что казались покойно-серыми, посмотрели на Люцифера. Увидев в них страх, Люцифер скрыл крылья и рога. Совсем как раньше. Жаль только, что никогда не будет всё как прежде.
Брови у девочки напряглись, и она протянула к Люциферу ручку. Падший бог прекрасно мог чувства людей различать, а сейчас он почувствовал и просьбу её. Вновь крылья, появившись за спиной у Люцифера, протянулись к коже малышки, провели по тёмным перьям кончиками пальцев, а в глазах появилась капля жизни. И увидел Люцифер в них то, что давно не видел в людях: невинность, честность...
Так привык он видеть в людях лишь лицемерие, алчность, коварство. И что-то рухнуло в душе у Люцифера. Неужели жив ещё где-то там, вглуби ещё не умер Эрос? Не умер тот, кого терпеть не мог, кого пытался убить? Эгоцентризм. Он понял, что не видел ничего кроме ненависти. Он хотел избавиться от богов, но делал это глупо так... Но теперь всё по иному будет. Всё изменится.
— Я помогу ей. Но взамен... — перевёл Люцифер взгляд на заплаканные материнские глаза. — Я заберу её.
Не только потому что она единственное, что есть у Мэри. Она перевернула что-то в сердце Люцифера.
— Пусть так. Зато жива.
По щекам Мэри слёзы потекли, а руки её сжали ткань сорочки у девочки. Люцифер взглядом показал матери отойти и сел у кровати. Прикоснулся к коже девочки кончиками пальцев. Огонь в торшерах погас, а Мэри начала кричать по убийство дочери, про сделку, что Люцифер обманул её. А он продолжал держать её руку, закрыв чёрные глаза. По рукам его протянулась чёрная пелена, врываясь в его кожу. И вдруг остановилась от криков мать, услышав голос дочери.
— Мама? Почему так темно?
Люцифер раскрыл глаза, и в торшерах вновь затрепетал огонь. Теперь на него смотрели ярко-голубые глаза. Такое свежее маленькое личико с веснушками на носу. Девочка, улыбнувшись во все зубы, провела рукой по крыльям Люцифера, а затем, поднявшись на ножки, к острым рогам. Падший бог, голову преклонив, позволил девчушке делать то, что та хотела.
— Эрос...
— Моё имя Люцифер. Давно уже нет Бога Смерти. В моём исполнении, разумеется. А других я ломаю достаточно быстро.
— Где-то там всё ещё есть тот, кого я любила!
Люцифер, встав на ноги, громко засмеялся, а ставни начали стучать шумно от ветра.
— Любовь. Любви не бывает. Есть лишь боль и предательство. Ты сама стала убийцей. Убийцей того, кто верил во всю эту чушь. А теперь... Прощай Мэри.
Люцифер подхватил девочку на руки и. расставив крылья, вылетел через окно. Девочка плакала и билась в руках его, а затем, почувствовав, что земли под ногами нет, вцепилась в мантию Люцифера. По прилёте в пристанище падших на него посмотрели все с непониманием. Девчонка. Смертная. А Люцифер, пройдя к возвышению небольшому, начал свою речь:
— Отныне все мы, падшие боги и ангелы, будем величать это место домом. А девочку своей дочерью. Она будет нашим показателем величия. Показателем, что мы выше богов. Величие нас всех! Первое, что сделал я став Люцифером — крылья отрастил. И раз она наш символ, то пусть крылья будут и у неё развиваться за спиной. А величать мы будем её... — посмотрел на девчонку, что с искренним восторгом смотрела на крылья древесного цвета, что развивались на легком ветру. — Венерой. Нашей утренней звездой!
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Одно лишь касание
РазноеНевинный бог скитается по свету, забирая души смертных. Нет для него прощения. Люди ненавидят. Вопрос в одном, сколько боли в глазах его, сколько дрожи, отчаяния в руках, что даруют смерть? И нужно лишь коснуться. Раз коснуться. Одного касания хвати...