Юнги нравится находиться в церкви. Тишина и одиночество, холод белых стен и витающий в воздухе запах ладана и воска. Вокруг горят свечи, пламя вьётся в воздухе, завораживая диким танцем, а лучи солнца, бьющие в разноцветные витражи, скачут яркими бликами по полу и деревянным скамьям. Юнги смотрит на многочисленные иконы вокруг, смотрит на крест из золота, украшенный драгоценными камнями, перебирая пальцами такой же, только металлический, висящий на тонкой цепочке на шее, и думает о том, видит ли его сейчас тот самый Бог, почитаемый всеми? Видит ли он кровь на его руках, оставляющую разводы на металле нательного креста, видит ли кровавые следы, цепочкой тянущиеся по проходу от деревянных дверей, сейчас плотно закрытых, до первого ряда?
- Думаешь, он видит нас? - негромко спрашивает Юнги, и голос его гулким эхом отражается от стен. - Нас и то, что мы творим? Злится ли он на нас или ему безразлично происходящее? А есть ли он вообще? Почему все верят в это мифическое создание, почему все верят, что он рядом, что он защитит, что он стоит на страже мира?
- Людям нужна красивая иллюзия. Им нужен кто-то, на кого можно свалить все свои беды, нужен кто-то, кому они могут поныть и пожаловаться, когда желающих слушать их бред не находится. А кто-то просто верит в чудо. Кажется, ты в детстве верил в Санту, и тебе не нужно было никаких доказательств.
Сокджин всегда появляется бесшумно, тенью скользит за спиной и тихим безэмоциональным голосом вливается в уши. Его голос не гремит эхом, каблуки его туфель не стучат по паркету, и Юнги давно перестал этому удивляться, представляя Сокджина бестелесным ветром, который всё слышит, всё знает, который везде и нигде одновременно, рассеянный в пространстве.
- Да, не нужно было. Тем удивительнее было почувствовать горячую кровь на руках, когда я размозжил разодетому придурку, решившему меня похитить, голову статуэткой. Я всегда думал, что подобные твари живут среди снежных равнин, и мне, маленькому мальчику, был непонятен тот факт, почему Санта не испарился, не рассыпался искрами или не растаял, а с грохотом повалился на пол, заливая всё вокруг остатками вытекающих мозгов.
- Ты был очень злым ребёнком, Мин Юнги.
Сокджин едва заметно улыбается, и Юнги улыбается тоже. Взгляд его скользит на собственные ладони, покоящиеся на коленях. Кровь, багровая, запёкшаяся, покрывала их целиком, чернеющими разводами раскрашивая подушечки пальцев. Её никто не видел, кроме Юнги, но все знали, что она есть. Засохшая, въевшаяся. От неё невозможно отмыться, её можно лишь укрыть новым слоем: свежим, вязким, терпко пахнущим железом.
