Мой (не) любимый дракон

Глава 30

С утра пораньше ко мне заявилась эссель Тьюлин с целым вагоном упрёков и претензий. И ещё с несколькими, совсем немаленькими, ими же забитыми тележками. По мнению свахи, вся вина за неподобающее отношение Его Великолепия к своей невесте, то бишь к бесстыжей мне, целиком и полностью ложилась на мои хрупкие плечи. Мол, нечего вести себя с наследником столь вызывающим образом, провоцировать его, цитируя придворную даму, на всякие глупости.

Это она ещё не знает, насколько неподобающе Герхильд вчера со мной обошёлся. Иначе бы снова закатывала глаза и хваталась за сердце. А если б узнала, как я сама желала этого его неподобающего поведения... Наверняка бы эссель Тьюлин сделала всё возможное и невозможное, чтобы предотвратить грядущий ужин.

От картины, ожёгшей сознание — я, зажатая между стеной и Скальде, словно вплавленная в него, — вдруг стало невыносимо жарко. В груди как будто вспыхнул факел. Сердце забилось быстрее, кровь прилила к щекам, что вызвало у достопочтенной сводницы удовлетворённый кивок и даже некое подобие благосклонной улыбки. По-видимому, эссель Тьюлин решила, что подопечная краснеет, смущённая и пристыженная её обличительной речью. Добрую половину которой я благополучно пропустила мимо ушей.

— Будьте бдительны, эсселин Сольвер, и не давайте поводов для пересудов. Ваша репутация так же бесценна, как и ваша невинность. Подумайте о будущем и о том, какое о вас может сложиться впечатление у других господ тальденов. Вы ведь ещё не стали императрицей, и, возможно, это ваш не последний отбор.

На такой пафосной ноте мадам сваха закончила своё сольное выступление. Сольное, потому что мне, оказавшейся на скамье подсудимых, и слова не дали вставить в свою защиту.

Шурша парчовыми юбками и подметая полы длинной вуалью головного убора, эссель Тьюлин направилась к выходу. Согнулась в три погибели, чтобы эннен вписался в низкий проём, и, обернувшись, строго напомнила:

— Не вздумайте за ужином позволить ему лишнего!

А кто не позволит мне позволить лишнего самой себе?

Я, конечно, борюсь с собой. Но пока что-то не очень успешно. Каждый день сражаюсь с соблазном, можно сказать, не на жизнь, а на смерть. Разум воюет со слабой плотью, совесть — с необъяснимыми желаниями, пробуждавшимися во мне от одной лишь мысли о моём ледяном пламени. Которое и не моё вовсе. Об этом неустанно твердил здравый смысл.