Томас Майн Рид Всадник Без Головы

Глава XCIV. ТАЙНА ОТКРЫВАЕТСЯ

Обвиняемый замолчал. Никто не торопит его, не задает вопросов. Все понимают, что рассказ еще не окончен, и не хотят прерывать нить повествования, которое все больше захватывает их.

Судья, присяжные, зрители – все ждут затаив дыхание, не сводя глаз с обвиняемого.

В торжественной тишине опять раздается его голос.

– Потом мне пришла в голову мысль завернуть тело в серапе, которое все еще оставалось на нем, а сверху прикрыть моим плащом. Так я надеялся уберечь его от волков и грифов до тех пор, пока не вернусь с кем-нибудь, чтобы взять его из лесу. Я уже снял с себя плащ, но тут у меня созрел новый план, как мне показалось – более разумный. Вместо того чтобы возвращаться одному в форт, я решил взять с собой и тело покойного. Я подумал, что можно положить его поперек крупа лошади и привязать лассо. С этим намерением я привел своего коня и уже собрался было поднять труп, как вдруг заметил неподалеку другую лошадь – лошадь погибшего. Лошадь была совсем близко и спокойно паслась, словно ничего не произошло. Поводья волочились по земле, и мне нетрудно было ее поймать. Труднее было заставить лошадь стоять спокойно, особенно когда я подвел ее к тому, что лежало на траве. Держа поводья в зубах, мне удалось поднять тело юноши на лошадь и положить его поперек седла. Но труп все время соскальзывал – он уже одеревенел и не сгибался. К тому же лошадь не стояла на месте, почуяв страшную поклажу, которую она должна была везти. После нескольких неудачных попыток я увидел, что это ни к чему не приведет. Я уже готов был отказаться от своих намерений, когда мне пришла в голову еще одна, более удачная мысль. Я вспомнил то, что мне пришлось когда-то читать о гаучо Южной Америки. Когда кто-нибудь из них умирает или становится жертвой несчастного случая где-нибудь в пампасах, гаучо перевозят погибшего товарища в его дом, усадив верхом на лошадь, как живого, и привязав к седлу. Почему бы и мне не поступить так же с телом Генри Пойндекстера? Я сначала попытался усадить покойника на его собственную лошадь. Но седло оказалось недостаточно глубоким, а конь все еще не мог успокоиться, и у меня опять ничего не вышло. Оставалось только одно: чтобы добрался домой, надо было обменяться лошадьми. Я знал, что мой конь не будет сопротивляться; кроме того, глубокое мексиканское седло должно было прекрасно подойти для этой цели. Вскоре мне удалось усадить покойника в естественной позе. Одеревенелость, которая раньше мешала мне, теперь, наоборот, помогла. Я вставил его ноги в стремена и туго застегнул пряжки на гетрах – теперь устойчивость была обеспечена. После этого я отрезал кусок лассо и, опоясав им труп, прикрепил один конец к передней луке седла, а другой – к задней. Другим куском лассо я связал стремена под брюхом лошади, чтобы ноги не болтались. Оставалось придумать, как поступить с головой, которую тоже необходимо было взять. Я поднял ее с земли и попробовал снять шляпу. Но это было невозможно: кожа сильно распухла, и сомбреро туго сидело на голове. Убедившись, что шляпа не может соскочить, я привязал кусок шнура к пряжке, скреплявшей ленту, и привесил шляпу с головой к луке седла. На этом кончились мои приготовления к возвращению в форт. Не теряя времени, я вскочил на лошадь убитого и свистнул гнедому, чтобы он следовал за мной: он был к этому приучен. Так мы отправились к поселку… Не прошло и пяти минут, как я был выбит из седла и потерял сознание. Если бы не это обстоятельство, я не стоял бы здесь перед вами – во всяком случае, как обвиняемый.