О СМЕРТИ.

10. Неклассическая смерть.

Мысль начинает с понимания, а кончает непониманием. И ничто не заслуживает мыслящего непонимания больше, чем мыслимое несуществование - смерть.

Думать о смерти нужно для того, чтобы все меньше и меньше ее понимать. Сосредотачивая взгляд на предмете, перестаешь его видеть. Думая о смерти, постепенно удаляешься от нее, выводишь из ума, теряешь из виду - и она проходит быстрее, чем жизнь.

Человечество напряженно думало о смерти, вперялось в нее - и вот к концу 20-го века смерть стала расплываться и исчезать. Отсюда и так называемая "неклассическая" концепция смерти - как растянутого процесса вместо моментного, одноразового события. Мишель Фуко пишет: "Смерть, таким образом, оказывается множественной и растянутой во времени; она не является тем абсолютным и особенным моментом, по отношению к которому времена останавливаются, чтобы обратиться вспять, она, как и болезнь, обладает неким кишащим присутствием, которое аналитик может распределить в пространстве и времени." [12]

Фуко не договаривает. Если долго думать о смерти, она растягивается в болезнь, но если думать еще дольше, она выходит и за очерченные рамки болезни, - становится неотличимой от жизни, одним из ее измерений. В нетрадиционной, или неклассической концепции "смерть предстает, прежде всего, как внутрижизненное событие, микрособытие, событие не затрагивающее бытийные основания... Так смерть перестает быть одномоментным, неделимым и абсолютно внешним завершением жизни... Смерть становится мультиплицированной и дифференцированной в порядке размещения в жизни ее отдельных событий и знаков". [13] Чем дольше думаешь о смерти, тем больше сродняешься с ней, впускаешь ее в долготу самого существования - и смерть постепенно исчезает как отдельное событие, становясь испытанием на прочность каждого дела, упражнением в долгожительстве.

По словам Адорно, "невозможно думать о смерти как о последней вещи, чистой и простой. Попытки выразить смерть в языке тщетны, даже в логическом смысле, ибо кто есть субъект, к которому мы относим предикат 'мертвый'...?" [14] В самом деле, у смерти нет своего субъекта, и для своих предикатов она заимствует язык у живых. "Сократ мертв". Но ведь тот, кто мертв, уже не Сократ, мы не знаем, кто он или что оно. Называя Сократом того, кто мертв, или то, что мертво, мы предполагаем его идентичность с тем Сократом, который жил. У смерти нет собственного языка, кроме частицы "не". "Умер" значит "больше не живет", "его уже нет". Но сказуемое смерти относится к тому же самому подлежащему, что и все прочие сказуемые: Сократ жил, мыслил, говорил, умер... Бессмертие - это и есть сохранность жившего в самой смерти: идентичность субъекта суждения - языковой эквивалент бессмертия души.

Этим я хочу сказать не то, что бессмертие - лишь языковая иллюзия, но то, что о смерти можно говорить лишь языком бессмертия, предполагая идентичность субъекта жизни и смерти. Подлежащее остается, а сказуемые меняются, и "мертвый" или "умер" - лишь одно из них, наряду с "мудрый" или "мыслил", "веселый" или "смеялся"... Язык превращает смерть в дело жизни, в один из ее предикатов, ибо у смерти нет своего языкового субъекта.

В этом смысле постклассическая концепция смерти возрождает смысл религиозного памятования: "Во всех делах твоих помни о конце своем, и вовек не согрешишь." Если не согрешишь, то и смерти избегнешь. Чем больше думаешь о смерти, точнее, думаешь "смертью", тем меньше ее остается там, в конце, словно она уже везде и нигде.