Девушка Online|Liskook

Семнадцатая глава

Мы уже подходим к лифту для персонала, как Чонгук вдруг останавливается. – Извини, я забыл кое-что сказать Сейди Ли. Сейчас приду. Я смотрю в спину возвращающемуся на кухню Чонгуку, и в голове проносится мысль, достойная статуса в Фейсбуке: «Лалиса Манобан в Бруклине с красавчиком из Нью-Йорка, который будто только что сошел со страниц журнала «Роллинг стоун». Я смеюсь и трясу головой. Нет, со мной такого не может случиться. Я из тех девчонок, что проваливаются в ямы, признаются парням, что их беспокоят блохи, и светят на весь мир штопаными панталонами. Наверное, мне все это снится, и сейчас – ночь после дня премьеры. Наверное, я… – Я готов, идем? – Чонгук торопливо выходит из кухни, хитро улыбаясь. У него в руках два кекса из тех, что пекла Сейди Ли. – Она не заметит, – заговорщически шепчет он. – А мы их официально продегустируем. Надо же убедиться, что на свадьбе никому не грозит отравиться печенькой? – Надо, – соглашаюсь я и откусываю кусочек. Тесто такое воздушное и пышное, что буквально тает во рту.
– Вот это да!
– О да, – кивает Чонгук. – У Сейди Ли самые вкусные кексы во всем Нью-Йорке, если не во всем мире.
Он вызывает лифт и вдруг спрашивает: – Расскажи о самом удивительном случае в твоей жизни?
– Прости, что? Чонгук улыбается.
– Господи, ну какой же потрясный акцент!.. Двери лифта открываются, и я этому совсем не рада. Кабинка очень маленькая и хорошо освещенная, а значит, Чонгук увидит, как я покраснела. – Расскажи о самом удивительном случае в твоей жизни, – повторяет Чонгук, а потом достает из заднего кармана вязанную шапку и надевает ее.
– О самом-самом?
– Да. Все мысли сразу куда-то улетучиваются. Лифт начинает обратный отсчет этажей: 20, 19, 18… Самый удивительный случай… 17, 16, 15… В голове рождается ответ, и я даже не успеваю его обдумать – так хочется прервать молчание.
– День волшебных случайностей! – выдаю я.
– Не понял? Да что ж за фигня! Вот теперь я точно красная, как рак…
– День волшебных случайностей, – бормочу я, не глядя на Чонгука. 10, 9, 8…
– А что это за день такой? 5, 4, 3…
– Когда мы с братом были маленькими, мои родители придумали проводить его раз в году. Лифт опускается на подземную парковку, и двери открываются, но Чонгук не спешит выходить.
– И что особенного было в Дне волшебных случайностей? Я робко поднимаю глаза на Чонгука и с удивлением замечаю интерес на его лице.
– Он всегда выпадал на будни, но нас освобождали от школы. Папа готовил «Случайный пирог», который мы ели весь день: кусочек на завтрак, обед и на ужин. Таково было правило: в День волшебных случайностей каждый прием пищи заканчивался поеданием пирога. И еще одно правило гласило, что в День волшебных случайностей надо отправиться в Случайное путешествие. – Звучит интересно.
– Да. Родители доставали карту, и кто-нибудь из нас тыкал пальцем в любую точку, закрыв глаза, а потом мы ехали в это случайное место. Лифт закрывается, и Чонгук быстро нажимает кнопку, чтобы открыть двери. – Да, День волшебных случайностей – идея супер, – протяжно произносит Чонгук. Мы выходим на огромную стоянку. Я мысленно радуюсь, что Чонгука не напугала бредовая традиция моей семьи.
– И мне особенно нравилось, что об этом дне никто, кроме нас, не знал. Все остальные как обычно шли в школу и на работу, а мы отправлялись в путешествие и целый день ели вкусный пирог. А самое интересное, что мы не знали, когда наступит День волшебных случайностей. Мама и папа никогда нас заранее о нем не предупреждали.
– Это как если бы Рождество каждый год праздновали в новый день, – размышляет Чонгук вслух и качает головой. Даже при слабом освещении подземной стоянки я отчетливо вижу, что мне удалось его удивить.
– Обещай никому не рассказывать об этом, ладно? Мы каждый раз давали клятву, что сохраним День волшебных случайностей в секрете, потому что мама и папа врали нашим учителям, будто мы пропускали школу по болезни. – Первое правило Дня волшебных случайностей: не говорить о Дне волшебных случайностей, – с серьезным видом выдает Чонгук. – Точно. – А вы до сих пор его проводите? Я смеюсь в ответ.
– Нет, у нас сто лет не было Дня случайностей. Наверное, мы с братом уже слишком взрослые для такого. – Как можно быть слишком взрослым для Дня волшебных случайностей? – хмурится Чонгук.
– Невозможно быть слишком взрослым для пирога и путешествия!
– Это точно! – смеюсь я. Чонгук достает ключи от машины и нажимает кнопку на брелке. Стоящий неподалеку черный блестящий пикап «Шевроле» пиликает и моргает сигнализацией. – Тебе сколько лет? – спрашивает Чонгук.
– Пятнадцать. Почти шестнадцать. – Не успеваю договорить, как мой внутренний голос начинает ругаться: «И зачем было уточнять, что тебе «почти шестнадцать»? Теперь Чонгук подумает, что он тебе нравится. Теперь…»
– Ясно, а мне восемнадцать. Мы определенно еще не слишком стары для пирога и путешествия. Мы подходим к машине, и я останавливаюсь у пассажирской двери. – Что, если мы устроим День волшебных случайностей сегодня? – многозначительно шепчет Чонгук. – Серьезно? – немного опешив, спрашиваю я. Чонгук оглядывается по сторонам, будто желая убедиться, что нас никто не подслушивает, и продолжает:
– Пирога мы уже отведали, а теперь я повезу тебя в Случайное путешествие по Бруклину.
– Будет здорово! – восторгаюсь я.
– Офигееееенно, – поправляет Чонгук с сильным нью-йоркским акцентом.
– Ты сейчас в Большом яблоке, а здесь принято говорить «офигееееенно». – Будет офигееееенно, – говорю я и открываю дверь пикапа.
– Хочешь повести машину? – удивляется Чонгук.
– Нет. С чего ты взял? Я заглядываю внутрь и понимаю: внутри салона все расположено зеркально, и выходит, что я открыла дверь со стороны водителя. Как ни странно, эта оплошность меня ничуть не смущает.
– Извини, совсем забыла, что вы ездите не по той стороне дороги, – говорю я и обхожу машину.
– Мне всегда казалось, что это вы ездите не по той стороне. Наша сторона – правая, во всех смыслах.
Я залезаю в машину и замечаю на пассажирском сиденье потрепанный блокнот. Я поднимаю его и сажусь. Очень непривычно, что передо мной нет руля.
– Дай-ка это мне, – говорит Чонгук, забирая блокнот у меня из рук. Он прячет его в бардачке, и мне становится любопытно, какие секреты хранятся внутри этого блокнота. Может, он молодой перспективный писатель? Или поэт? Есть в его растрепанной прическе и больших карих глазах что-то поэтическое. Я еще раз обвожу взглядом салон машины, и чувство, что я попала в параллельную вселенную, усиливается. Приборная панель завалена медиаторами и коробками из-под компакт-дисков, а на зеркале заднего вида покачивается нитка черного бисера. Машина у Чонгука тоже… «рокзвездическая».
– Почти во всем мире правостороннее движение, – рассуждает Чонгук, вставляя ключ в замок зажигания. – По-моему, только британцы ездят по левой полосе. – Если большинство людей что-то делает, еще не значит, что так поступать правильно, – парирую я, защелкивая ремень безопасности.
– Большинство людей воюет, заставляет детей учить в школе естествознание и пьет колу с вишневым вкусом. И что, это правильно?
– Кола с вишневым вкусом? – Чонгук удивленно поднимает брови.
– Ее вообще надо запретить. На вкус как лекарство. – говорю я, притворно морщась. Только когда Чонгук выезжает на Парк-Авеню, я понимаю, что села в машину абсолютно спокойно. Похоже, скулы, улыбки и ямочки на щеках действуют лучше, чем техника дыхания и мысли о супергероях. Но как только мы выезжаем на первый большой перекресток, я начинаю волноваться. Вчера я не паниковала в такси потому, что была зажата между мамой и Чимином. А сейчас я сижу на переднем, в Англии – водительском месте, и мне становится не по себе.
– Значит, в университете учишься? – спрашиваю я Чонгука, вжимаясь в кресло. Он отрицательно мотает головой.
– Неа, решил немного отдохнуть от учебы.
– Годовой перерыв перед поступлением?
– Что-то вроде того. А теперь, мисс Лалиса, скажите, если бы вы были музыкальным инструментом, то каким? Я снова убеждаюсь, что Чонгук не задает стандартных вопросов.
– Каким бы я была музыкальным инструментом?
– Ага.
Мимо нас с ревом проносится такси, и сердце у меня уходит в пятки. Я закрываю глаза и стараюсь не думать о том, что мы едем в машине, по дороге, и можем в любой момент разбиться.
– Виолончель, – отвечаю я только потому, что это – мой любимый инструмент.
– Так и думал.
– Почему? – Я приоткрываю глаза, и искоса смотрю на Чонгука.
– Виолончель – очень красивый и загадочный инструмент, – отвечает он, а потом неожиданно для меня заливается краской.
– Теперь твоя очередь спросить, каким бы я был музыкальным инструментом, – сообщает Чонгук в своей уже привычной расслабленной манере. Такое чувство, что сейчас произошло что-то важное, но я не могу понять что. – Ну и каким бы ты был музыкальным инструментом?
– Сегодня, пожалуй, я стал бы тромбоном.
– Именно сегодня?
– Да. Вчера я бы ответил «бас-барабан», но сегодня я чувствую себя тромбоном. Это новый музыкальный этап в моей жизни.
– Понятно, – отвечаю я, ничего не поняв. – Почему тромбон? – Тромбоны всегда радостно звучат. Вот, послушай. Ной включает магнитолу. Я не узнаю мелодии, но, переслушав всю папину коллекцию компакт-дисков, понимаю, что это джаз. И Чонгук прав: тромбон звучит негромко, но радостно. Чонгук убавляет звук и обращается ко мне:
– Скоро въедем на Бруклинский мост. Ты его уже видела?
– Нет, мы только вчера прилетели. Я еще ничего не видела.
– Значит, тебе повезло, что сегодня
– День волшебных случайностей, – говорит Чонгук, но я не успеваю ему ответить. Из-за угла выруливает машина, прямо на меня.
– Нет! – вскрикиваю я и в страхе закрываю лицо руками. Чонгук смеется.
– Все нормально. Они по этой стороне и должны ездить. У нас тут правостороннее движение, помнишь? Мое тело сковывает ужас, и разум уносится в воспоминания: промозглая тьма, потеря управления, вопль мамы… «Успокойся, представь Оушен Стронг», – твердит мой внутренний голос, но он кажется очень далеким. Я снова слышу скрежет тормозов, слышу, как я зову маму и папу. Я с силой прикусываю нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Но ничего не помогает. Призрак аварии преследует меня, я никак не могу выкинуть его из головы. В одну секунду все тело охватывает жар, я снова не могу дышать, не могу глотать. Я хочу выбраться из машины. Мне кажется, что иначе я умру.
– Любой бы испугался. Здесь же все по-другому, – рассуждает Чонгук. Из-за звона в ушах его голос кажется мне тихим и далеким. Я зажмуриваю глаза и вжимаюсь в кресло. По разгоряченному лицу бегут ручьи слез, и мне хочется выть от  отчаяния. «Когда это кончится? Почему это происходит снова и снова? Смогу ли я когда-нибудь оставить аварию в прошлом?» .