Мы так любим умирать от родных рук.
Возможно он и совершит ошибку, не признаваясь в этом, но совершивший ошибку – это всё ещё он. Сегодня он тот, кто он есть, со всеми своими ошибками и неудачами. Завтра он может стать чуточку мудрее, и это по-прежнему будет он. Эти ошибки и неудачи – это то, чем он является, создавая самые яркие звёзды в созвездии его совместной жизни, где Чан бессовестно целует его, играется с пальцами, дёргает края его кофты, намекая на что-то большее. Он несказанно благодарен ему за то, что всё ещё рядом, за то, что не отпускает его руки и за то, что любит больше всех на свете, невзирая на преграды и невзгоды. Они выкопали свои души из тьмы, они боролись, чтобы быть здесь; не хотят возвращаться к тому, что их похоронило. Но иногда Феликс думает о том, что его первым и последним пирсингом должен быть деревянный кол, пронзающий его сердце. — Хён, - Феликс щурит взгляд вопросительно, подавляя навязчивую панику - Что ты сказал? — Сегодня сдача проекта, мне нужно ехать, - Чан не успевает договорить заученный монолог, ведь его парень выставляет перед ним руку в выраженном жесте, что продолжать не стоит. — И надолго ты? — Прости, меня не будет всего недельку, и я обещаю тебе, как только я закончу - сразу же приеду. Я сам вспомнил об этом только сегодня. Мне жаль. — Почему тебе жаль? - бегло произносит Феликс, отводя взгляд от старшего. — Жаль, что я не смог предупредить тебя, - относительная тишина оказывается грубо нарушенной. Ли хватается двумя руками за щёки Чана и начинает нежно их поглаживать большими пальцами, где-то под глазами, тем самым успокаивая его. Он дарит свою улыбку в полной красе показывая, что вовсе не обижается на него и наоборот хочет, чтобы тот поехал туда. Ему нравится нежный взгляд, который сейчас так пристально смотрит на него. Нельзя дружить только с солнечной стороной человека, но кажется, у Феликса больше нет других сторон. Так думает Чан. — Бан Чан, — хрипит Феликс, его голос звучит надтреснуто, так, будто бы он собирается плакать. Легко проводит пальцами вверх и вниз по чужому лицу, наслаждаясь гладкой поверхностью кожи. — Хватит уже извиняться, это твоя работа, и я не против того, что ты уедешь на неделю, хоть и немного напуган. — Ничего, если я тебя поцелую? — Да, это было бы более чем хорошо, — пальцы Чана впутываются в волосы младшего, и он медленно приближает голову Феликса к себе, ожидая, когда он соединит их губы. Они целуются нежно, нерешительно, будто бы хотят не торопясь привыкнуть к ощущению губ друг друга. По правде говоря, Бан Чан не понимает, что он делает; он просто делает то, из-за чего он чувствует себя хорошо, надеясь, что Феликс тоже наслаждается этим. По большей части, их губы просто слегка прижаты к друг другу, с минимальными движениями. Поцелуй мягкий, чистый, невинный. Старший никогда не захочет, чтобы это кончалось. Они так долго вместе, так долго любят друг друга, и всё ещё боятся потерять друг друга из-за маленьких и нежных прикосновений. Чан слишком заботлив по отношению к Феликсу, и ему приятно только от одной мысли, что старший постоянно спрашивает о поцелуе. Сколько бы лет не прошло, Чан постоянно будет это делать. Как бы Ли не нравилось это, иногда это смущает, потому что Ли хочет насладиться этим без слов. — Я люблю тебя, — неожиданно для себя говорит Чан, — типо, очень много. — Я тоже люблю тебя. А ещё, мол, много-много. — Ты самый милый человек, которого я когда-либо встречал, — Чан наклоняется и быстро целует Феликса в губы. — И самый смешной. — Снова целует. — И добрый. — Ещё один. — Самый красивый во всех отношениях, — он снова целует его, а затем понимает, что только что наговорил ему. — Прости, это было глупо. — Повторяет слова, сказанные ранее Феликсом, а затем оставляет ещё один невинный поцелуй на чужих губах — По твоей логике я самый глупый человек на земле, потому что я считаю также, Бан Кристофер Чан.
Кто бы знал, что это будут последние их поцелуи.
