В квартире стало пусто. Вещи собраны, оставленный поцелуй на щеке Чаном, кажется, горел пламенем и воспламенял всё живое внутри. Кровать казалось слишком большой и опустошенной, его руки каждое утро блуждали по ней в поисках близкого ему человека, но всё без толку. Разбросанные чайные пакетики по дому казалось теперь для Феликса не поводом для ссор, а лишь горьким воспоминанием и смешком в сторону старшего, что так не любил их выкидывать. Всего неделя, как его не будет, но ему тяжело лишь из-за одной мысли, что целая неделя будет идти как целый месяц, пока рядом нет того самого человека, с которым дни проходили незаметно. Он боялся, метался, переживал из-за мыслей, которые метались в его голове, что он не успеет, что он больше не увидит его, что больше никогда не услышит сладкий запах на кухне, когда Чан снова что-то готовит, что не услышит запаха парфюма, который пробивался так сильно в нос и слышал его за дверью квартиры, пока Бан Чан только шёл домой. Всё, что он когда-то не смог найти в книгах, в картинах, в кино, теперь он ищет в нём. Кажется, это были и вовсе не мысли, а что-то большее. Помимо мыслей о любимом человеке в голове также метались мысли о скорой кончине. И он не хочет думать об этом, скорее всего он хочет лежать под звёздным небом и, неся всякую чушь, слушать шум океана. Хочет напиваться с друзьями, вместе с которыми он не чувствует себя идиотом. Он ощущает себя из пластика. Он дышит, но воздух не доходит до лёгких. Он ест, но не чувствует вкуса. Он плачет и больше не чувствует жжения в носу. Он стоит посреди перекрестка, и к нему приближается машина, и он понятия не имеет в какую сторону ему отпрыгнуть. Болезнь прогрессирует, а ощущение, будто он умер уже давно. Белые стены больницы пахнут спиртом и хлоркой. Пол скрипучий, по нему ползут мелкие трещинки. В уголках забилась пыль, а из чуть приоткрытого окна дует свежий весенний ветерок. Доктора снуют туда-сюда, будто для вида, а вовсе не за надобностью. Кресло ужасно неудобное, больно впивается оголенными деревяшками в спину. Длинный коридор нашпигован кабинетами с бесцветными табличками. Феликс смотрит на донышко стакана, в котором плещутся остатки кофе. Он ведет указательным пальцем по бортику и наблюдает за тем, как капли оседают на бледную кожу. — Лечиться уже поздно, хоть и не хотелось бы нагнетать, но можно попробовать, — мужчина в белом халате знаком Феликсу не понаслышке. Он часто с ним виделся, общался по поводу собственного здоровья. — Я и не собирался, — разговор снова перенимает на свою сторону Ликс. — Феликс Ли, вы уверены? Может вы подумаете... — доктор пытается уговорить своего пациента, но тот лишь отнекивается и перебивает, чтобы не слушать наставления от чужих людей. — Не стоит, я уже решился на это. Я не хочу тратить на это свое время, которое, к сожалению, ограниченно, — перебивает доктора парень, коротко улыбаясь. — Что ж, этого запретить я не могу, так что… — доктор щурится, обводя беглым взглядом все документы в своей папке, которую крепко держит в руках. Феликс резко ставит на пол пластиковый стаканчик и поднимается на ноги, кидая то-ли прощальный, то-ли осмысленный взгляд на мужчину. Врач же смотрит на него сочувственно, но ничего не может исправить. — Что-ж, не знаю, увидимся ли мы снова, успею ли я до этого времени, но до встречи, — проговаривает Феликс с отчужденностью в глазах, прежде чем покинуть больницу.