Кристофер с трудом надевает на себя официальный костюм ранним утром четверга. Он не смотрит в зеркало, ему всё равно, как он выглядит. Он перестал готовить себе, хоть и любил это, и в основном вообще не ел. Бардак в зале так и не убрал. В последнее время сухо общался с людьми, которые беспокоились за него, которые вечно названивали ему и писали сообщения. Он впервые выходит из дома спустя четыре дня. Солнце режет по глазам, он щурится, опускает взгляд, садится за руль, едет медленно, всю дорогу смотрит лишь в одну точку, не думая ни о чём. Он нормально не спал со дня, когда Феликса не стало. На похороны почти никто не пришёл, лишь несколько людей. Бан Чан хмуро смотрит перед собой, видит спину Чанбина и Джисона, что стоят рядом друг с другом, они совсем не говорят, просто держатся рядом, и собирается с мыслями прежде, чем подойти к ним. Чанбин замечает Кристофера и лишь хлопает тому по плечу пару раз, прежде чем уйти вместе с Джисоном, который тоже что-то сказал тому напоследок. Бледное лицо, отмытое от крови, безжизненное и такое родное. Чану хватает одного взгляда, чтоб глаза наполнились слезами. Феликс одет в красивый костюм, и цвет его белой рубашки сливается с кожей. Ресницы кажутся такими контрастно черными, а губы почти незаметные, сухие и такие же бледные, как и всё тело. Бан Чан когда-то целовал эти губы. Конец церемонии прощания и он тянется к заднему карману джинс, чтобы достать оттуда записку, которую всё ещё не читал, так как боялся даже притрагиваться к ней, боялся потерять последнее, что оставил от себя Феликс. Он садится на землю, прямо возле, теперь уже, могилы. — Я чувствую, как сердце подбирается к горлу и сворачивается калачиком на ковре, положив голову промеж своих коленей, чтобы спрятаться от биения, собственного громкого биения, похожего на грозу за окном. Помню твой вкус, будто бы он всё ещё на моих губах, даже если я в 5000 километрах от тебя. У себя в голове я ставлю на повтор запись твоего смеха, звучащего из динамиков телефона, и звоню тебе каждые 15 минут. Я хотел сжимать твою руку, пока мои пальцы не охладеют и не станут ещё более синими, пока кровь не покинет их. Я хотел целовать твою голову, поглаживать твои плечи, приносить тебе облегчение и экстаз, пока твой затуманенный разум не прекратит реветь как автомобильная сигнализация. Я хочу прямо сейчас утереть каждую твою слезу. Мне нравится всё в тебе, даже те вещи, которые ты растрачиваешь. Такие как слёзы, насмешки, зевания и упавшие ресницы. Ты всегда был рядом со мной, когда приходил рассвет, свернувшись калачиком на твоих коленях, дрожа, потирая свои глаза и нежно улыбаясь, лежал, смотря прямо в твои глаза. Ты клялся защищать меня до конца времён. Говорил ляжешь на землю в самом эпицентре торнадо и прикроешь меня собой, а я смеялся. Спасибо, спасибо тебе за всё. Я не знаю, как бы моя жизнь сложилась без тебя, возможно, я бы умер в одиночестве. Я соврал тебе, не досказал. Надеюсь ты оставишь злобу на меня и забудешь это, как бы тяжело не было. Я люблю тебя, очень люблю, и поверь, я никого никогда так не любил как тебя. Спасибо, что до конца был рядом. Даже сейчас я ощущаю тебя перед собой. Мы ведь так и не успели оставить замок на мосту любви. Прости меня. Даже после смерти я буду любить тебя. Бан Чан плачет, в нём нет сил больше держаться. Он до конца надеялся, что это сон, что прямо сейчас он откроет глаза и рядом с ним будет лежать парень с созвездием веснушек на лице. Но это реальность. Жестокая правда жизни. Он сжимает остервенело лист бумаги в руках и поднимает голову, смотря на мраморное надгробие перед ним. — Знаешь.. А ты мне каждую ночь снишься. Появляешься в моих сновидениях таким милым, добрым, заботливым. Таким, каким я тебя помню. Жаль, что это лишь сны, в которых я готов остаться... Почему? Почему ты ушёл? Зачем обещал мне будущее, когда уже сегодня тебя нет рядом? "Дом", где я когда-то чувствовал твоё тепло и любовь... Сейчас тут ощущается лишь пустота и холод. Я очень скучаю по тебе. Скучаю по нам. Скучаю по воспоминаниям, которые мы создали вместе. Воспоминания, которые мы когда-то разделяли вместе. Я скучаю по твоей улыбке и твоему смеху. Даже если я потерял тебя, я всё надеюсь, что ты где-то там... Но ты не вернёшься. Я могу лишь мечтать о том, что ты просто ушёл куда-то, а не умер, просто решил бросить меня, могу лишь мечтать о том, что мы когда-то встретимся вновь, это будет как первый раз. Даже когда ты не здесь, ты всё ещё живёшь в моих воспоминаниях. Даже когда я разбит, я всё ещё заставляю себя жить ради тебя. С тобой я наконец-то понял суть любви. И я влюбился в тебя так внезапно, как ты ушёл из моей жизни. Оставил меня беззащитным и разбитым на маленькие кусочки. Воспоминания, которые ты оставил после себя... Превратились в раны. И эти гнойные раны на моём сердце отказываются исчезать. Слёзы стекают по его щекам, падая на воротник белой рубашки, на которой остаются мокрые пятна, которые, казалось, разъедают грудную клетку, горло, разум. Он встаёт с земли, немного струсив с себя остатки грязи и поправив рубашку, и поворачивает голову на причину возникновения слёз. — Я люблю тебя, сильнее всего живого и мертвого на планете, Ли Феликс. И буду любить, — говорит он еле слышно, чувствуя, как из глаз текут слёзы. Это было внезапно, знаете, как нарастающий снежный ком по венам и до самого сердца. Честно признаться, ведь они, кажется, влюбились в друг друга с первой минуты и до бесконечности, которую всегда мечтали ощутить. Это же глупо? Глупо любить кого-то вот так, словно дышать кислородом уже не является насущной потребностью, а дышать друг другом становится жизненно необходимо. Им так хотелось держаться за руку, нестись сквозь толпы людей к кому-то важному. К кому-то, чье имя они выгравировали на своём сердце. Им всегда необъяснимо сильно хотелось быть вместе. Каждое прикосновение казалось для них, что это закат теплом целует плечи. У их истории должен был быть счастливый конец.
Ты худший человек, которого я встречал, и я люблю тебя.
