Пакость? Ой, не удалась

Глава 11. Моя так называемая жизнь

Мне часто снится сон, в котором я всегда знаю что сказать, и в нём ты прощаешь меня.

Сону раньше не был дружелюбным. Точнее, никогда не был. Он не любил людей. Нет, скорее, ему не нравились дети, орущие на весь магазин или двор и их родители, рычащие в ответ. Он просто не понимал, зачем они это делают, если кроме ругани в ответ ничего не получат. Да, бывало он и сам временами канючил игрушку или шоколад, но делал это по-умному. Просто сжимал ладонь матери сильнее, спрашивая, нет ли у них денег на новую игрушку или леденец на палочке. Это работало не всегда, конечно, но даже если он слышал отказ, никогда не перечил, а просто пожимал плечами. Мол, нет, так нет. Из-за не купленного шоколада он не намочит в детском саду штаны или не прольет на свежевыстиранную футболку компот. Ничего не случится, если дом его встретит все теми же игрушками.

Раньше Сону не любил галдящие звуки голосов не только сверстников, но и взрослых. У него сильно начинала болеть голова и все время тошнило. Он ненавидел ездить в автобусе или троллейбусе, потому что было так жарко, что ему становилось плохо. Он прижимался, несмотря на журение матери, к прохладному окну щекой, лишь бы стало полегче. А потом мать влажными салфетками терла его щеку до покрасневшей кожи, объясняя это тем, что он собрал слишком много плохих бактерий. Всегда заставляла протирать руки после общественных транспортов все теми же влажными салфетками. Наверное, она слишком пеклась за него. Но, пожалуй, это не так уж и плохо, хоть иногда Сону бесила уж слишком явная опека.

А еще ему не нравилось, когда нарушали личное пространство. В детском саду он не любил, когда кто-то пытался с ним подружиться. Ему было комфортнее с самим собой. Оставшись один на один в коконе, прячущим его от окружающих, он мог находиться в мыслях дома, с отцом, в те годы работающим на другой работе. Тогда ему не приходилось уезжать в командировки на два месяца, он все время был рядом. И Сону любил его за то, что тот всегда, укладывая его в кровать, читал сказки. А потом ложился рядом, обнимая одной рукой. Сону принимал только тех, кто был ему близок. То есть маму и папу, дедушек и бабушек, дядю, тетю и двоюродную сестру Исюл. На момент, когда Сону было четыре года, Исюл было четырнадцать.

Исюл всегда отличалась жизнерадостностью и абстрактным мышлением. Летом она могла до вечера искать на поле ящериц, и если ей удавалось поймать хотя бы одну целую, а не только сброшенный хвост, помещала змееподобного в банку и обязательно показывала Сону. Он восторженно пищал, никогда не боялся, только если пауков или цикад и жуков. Исюл забавляла реакция Сону на, по его мнению опасных насекомых, и частенько в закрытой коробке приносила членистоногих. Порой доходило до слез. Только у кого-то от страха, а у кого-то от веселья. Нет, Исюл любила Сону, но также любила смех и веселье, пусть и через чужие страхи.