Предай меня нежно

Глава 8

Холодный ветерок, проникавший в кабинет через приоткрытую дверь, помог Юки прийти в чувство. Из-за его прикосновений кожа покрылась подобием мурашек, и Юки распахнула мокрые от слёз глаза. Воспоминания о прошлом, о зарождающейся дружбе заставили её задуматься над мотивом своего пребывания в мире живых. Чего она хочет? Справедливости, мести, раскаяния? Юки толком не знала, что будет делать, когда встретится с Сакурой один на один.

Вздрогнув, она подняла взгляд на Чихару. Тот стоял неподвижно, только поднимавшийся и опускавшийся бейджик на его футболке выдавал неспокойное дыхание.

— Извини, — Юки всхлипнула и вытерла лицо. — Просто вспомнила первый день в этой школе. Сакуру и издевательства девочек. Я всегда была слабой и слишком доверчивой…

Чихару склонился над ней. Она увидела, как его рука медленно приближается к её груди, и отскочила прежде, чем ладонь прошла насквозь.

— Что ты делаешь?!

— Прости, — Чихару, отступив, явственно покраснел. — Получается, ты должна что-то изменить, чтобы твоя душа упокоилась?

— Ты вообще слушал, что я говорила, или в облаках витал?! Ладно, — Юки заправила волосы за ухо и продолжила: — На самом деле не знаю. У меня даже нет чёткого плана. Мне нужна твоя помощь, чтобы всё разузнать.

— Почему именно я?

— Ты же староста, у тебя все как на ладони! Думаю, ты точно был в курсе случившегося.

— Я попробую, но ничего не обещаю. Кстати, ты вспомнила Ивасаки-чан. А как вы подружились? Она же такая знаменитая! Не с каждым общалась. Отец её строго воспитывал. Он не хотел, чтобы дочь испортила себе репутацию сомнительными знакомствами.

— Отец? А что с ним?

— Так ты не знаешь? — Чихару удивлённо приподнял бровь. — Ивасаки Сакура — дочь известного художника. Его работы раньше пользовались большой популярностью…

«Художника?»

— …но потом у него в жизни произошло нечто, что заставило его бросить писать картины. Поговаривали, что это связано с его женой — её изменой или финансовым мошенничеством. Сейчас он фотограф. Я видел парочку его работ, они как раз сняты в Лесу самоубийц. Очень красивые, хоть и довольно мрачные.

Юки призадумалась: Сакура, дружба, фотографии и тот злополучный лес. Неужели подруга могла убить её? Но зачем?

— Расскажи поподробнее об Ивасаки-чан. Она что-то говорила? Мне казалось, что я хорошо её знаю, но, видимо, у меня сложилось ошибочное представление о ней…

— Конечно, но сейчас у нас ещё идут уроки, — промямлил Чихару и начал машинально брать книги с полок, которые никто не протирал, наверное, с самого открытия школы. — Мы можем встретиться после занятий?

— Да, конечно! — Лицо Юки просияло: клубочек тайн вот-вот должен был распутаться. — Тогда до скорого! — она помахала рукой и прошла сквозь стену.

На улице вовсю носились школьники, сдававшие кросс.

«Пока есть время, нужно использовать его с толком. Проведаю отца, вдруг у него что-то случилось. Он любил маму, и разрыв с ней — одно из тяжелейших событий в его жизни. Ещё не успел отойти от моей смерти, а тут… — Юки вздохнула и посмотрела на ясное небо. — Надеюсь, с ним всё в порядке».

Воспоминания об отце навели Юки на мысль о том дне, когда она впервые взяла в руки фотоаппарат. Сначала помогал дедушка, а спустя несколько лет — отец, потому что дедушке назначили постельный режим из-за мучительных болей в суставах. Нана тогда лишь ругала мужа за отсутствие денег в семье, да и проблемный родственник не входил в её планы.

Нана хотела купаться в роскоши и не волноваться о том, что банковский счёт может внезапно опустеть. В молодости она носила фамилию Абэ, играла в театре и была настоящей звездой, поднявшейся на вершину славы. После беременности всё рухнуло: с ней разорвали контракт, из-за чего она стала больше плакать и винить мужа в своём провале, однако руки не опустила — решила сниматься в фильмах и сериалах. Некоторые картины получились удачными. О Нане заговорили на многих каналах, начали звать на интервью, предлагали принять участие в различных проектах.

Налаженная было карьера вновь пошла под откос, когда случился один-единственный скандал: на доброе имя Наны легла тень из-за комментариев в социальной сети. Она нелицеприятно отозвалась о своей коллеге, откровенно облила её грязью и не побрезговала сплетнями. После этого Нану уволили почти незамедлительно, и теперь дорога в шоу-бизнес была для неё закрыта. Пришлось осесть дома.

Азуса думал, что жена привыкнет, проникнется любовью к дочери, а потом, если захочет, найдёт новую работу, однако чуда не случилось. Нана продолжала утопать в печали, употреблять алкоголь и упрекать небогатого мужа, обещавшего ей золотые горы и счастливую жизнь.

Азуса часто обращался к радостным эпизодам, связанным с супругой. Он был простым человеком, который влюбился в красивую женщину и встретил взаимность, и сразу сказал, что не обладает сокровищами мира, но сделает всё, чтобы Нана ни в чём не нуждалась. Недопонимание случилось по вине обоих: Азуса понадеялся исправить положение, а Нана видела лишь придуманный ею образ прекрасного принца. Только его среднего достатка не хватало для удовлетворения её завышенных потребностей.

Нана воплощала свои идеалы в жизнь, как только могла: снималась в одном фильме за другим и бралась даже за низкосортные проекты, лишь бы платили, пыталась привить дочери вкус в одежде и искусстве, но лишь поверхностно — для того, чтобы создать образ интеллектуала. На самом же деле её не интересовали ни картины, ни что-либо иное. Например, музыку супруга она называла какофонией и не посетила ни одного его концерта. Она жила не работой, а мыслью о деньгах.

Юки не винила мать ни тогда, ни сейчас. Она была благодарна за то, что эта женщина подарила ей жизнь и, пускай она обладала не только достоинствами, хотя бы старалась ею заниматься. Или делала вид — актёрский талант ведь не пропьёшь.

«Всё-таки она вышла за отца замуж и долгое время жила с ним в браке, к счастью или к сожалению», — заключила Юки.

Тем временем болезнь превращала дедушку в мумию: его кожа стала бледно-зелёного цвета, запавшие глаза лишились ресниц, исчезли и брови. За короткое время он превратился в лишь отдалённо подходившее на человека существо, которое могло умереть в любой момент. Но тогда же он и пробудил в Юки любовь к фотографии: начал учить профессиональным премудростям, рассказывал о живописных местах.

«Погуляй там вместо меня, — говорил он, а затем добавлял: — Если сделаешь фотографии, то обязательно покажи».

Юки не выпускала фотоаппарат из рук — настолько ей хотелось подарить дедушке и отцу радость, увидеть улыбки на их лицах. После школы она блуждала по городу и делала сотни снимков, а потом делилась с родственниками теми чувствами, которые её переполняли. Дедушка нередко гладил её по голове и повторял, какая она молодец, а за стеной мерила комнату шагами разгневанная мать, которая только и могла, что сыпать руганью.

«Боже, она разрушила свою жизнь и жизнь отца. Да и мою тоже. Может, не выйди она замуж — и отец не заболел бы, его не уволили бы с работы. Но тогда меня бы тоже не существовало. Родился бы другой человек, альтернативная версия меня: более красивая, более умная, более соответствующая ожиданиям матери. Может, это даже был бы парень… Да, будь у неё сын, всё было бы проще, — подумала Юки, накрутив прядь на палец. — Но поскорее бы увидеть отца. Вот бы прикоснуться к нему…»

Наконец она остановилась у дома, в котором теперь жил Азуса. Дверь была распахнута. Изнутри раздавался шум телевизора и ещё какие-то звуки, напоминавшие лай.

Юки зашла внутрь и увидела отца, лежавшего на диване и пустым взглядом уткнувшегося в потолок. От него исходил характерный запах лекарств, смешанный с ароматом кондиционера для белья, что вызывало дежавю. Этот запах успокаивал.

Юки присела возле дивана и положила руку на подлокотник с дырявой обивкой. Пальцы коснулись холодного материала, и она невольно вздрогнула. Её рука неспешно поднялась и застыла в прохладном воздухе.

Что-то тёплое и мокрое уткнулось Юки в лодыжку. Она повернулась и увидела шпица, совсем ещё щенка. Малыш принялся лизать её ноги и царапать их своими коготками.

— Рогалик, ты чего там разлаялся?! — крикнул Азуса, скинув с себя груду одеял. — Иди сюда, ко мне!

— Малыш, иди к папе, — тихим голосом пропела Юки, потрепав пса по макушке. — Давай, смелее.

Пушистое существо гавкнуло и, завиляв хвостом, прыгнуло на колени к Азусе. Тот погладил его морщинистыми руками.

— Ты бы обязательно понравился моей дочери, она ведь мечтала о тебе с третьего класса. Тогда мы не могли тебя завести из-за её аллергии, однако теперь никто нам не помешает. Этот дом твой.

Пёсик громко тявкнул в знак согласия и метнулся к ногам Юки. Он задорно подпрыгнул на задних лапах, попытавшись ещё раз коснуться её кожи носом, но она сделала несколько шагов назад. На лохматой мордочке отразилось удивление вперемешку с недоумением.

— Малыш, я бы с тобой посидела, но… увы, мне нужно спешить, — Юки погладила Рогалика и поднялась. — Мы увидимся позже, обещаю.

Она вышла из тёмного, душного помещения и в отчаянии содрогнулась всем телом. Ей было невыносимо видеть отца в подобном состоянии. Если бы она пробыла возле него ещё немного, то непременно бы расплакалась.

«Нужно держать себя в руках ради отца».

Юки глубоко вдохнула и выдохнула. Стало немного легче. Физическая боль отступила, освободив мышцы от оков.

Пробило четыре часа вечера. Улицы пустовали: вокруг не было ни единого человека, кроме девушки-призрака. Юки ощущала повисшее над ней одиночество, как никогда. Мир молчал, словно его обитатели взяли и вымерли.

— Кто-нибудь, отзови-ись! — крикнула Юки во всё горло. Ноги стали ватными. — Пожалуйста…

Она рухнула на асфальт, до хруста сжав пальцы.

— Помогите мне… — слетело с её бледных губ прежде, чем она закрыла глаза.

Сквозь окутавшую её темноту доносились протяжные крики летевших куда-то птиц, японская речь с примесью иностранной и хлопки вспышек. Потом и они пропали. Юки погрузилась во мрак.

Она снова оказалась в том лесу.