Львы и тигры

Глава 3.5

Кинтаро появился только к полудню: мрачный, похмельный и злой. К этому времени Итильдин уже забыл, что собирался быть холоден, и при виде лохматой черноволосой головы и широкоплечей фигуры в проеме двери ощутил два противоречивых желания — врезать по морде и расцеловать. Ни того, ни другого он не сделал, но упер руки в боки и сварливо заявил:

— Мог бы и предупредить! Мало ли что с тобой случилось!

— Не ори так, — скривился Кинтаро, хватаясь за голову. От него ощутимо несло перегаром. Пропьянствовал и протрахался всю ночь, мерзавец! И сейчас еще скажет, что в этом виноват Итильдин, потому что не дает!

Но Кинтаро сказал совсем другое:

— Я бы вообще не пришел, если честно. Ну, сегодня, по крайней мере. — Он выпил вина из кувшина и снова скривился, как от несусветной гадости. При свете дня Итильдину были хорошо видны следы укусов у него на плечах и засосы на шее. — Но видишь, Норт такой въедливый. «Что, с эльфиком своим поругался? Давай я его проучу, если тебе слабо!» — передразнил он противным голосом. — Я бы мог тебя в рудники обратно отправить, вроде как в наказание. Но ты знаешь, что там с тобой сделают? Все же думают, что ты со мной...

— В рудники? — не понял Итильдин.

— Я Норту вчера сказал, что буду за него драться, если он тебя отпустит. Подонок ржал полчаса. Он же тебя никогда не отпустит, будет держать здесь в заложниках. Но толку-то? Если я выйду драться против своих, ты мне первый кишки и выпустишь. Не держать же тебя в цепях. Разик я не против, но не постоянно. Не хочу, чтобы ты меня ненавидел.

— Что ты за бред несешь?

— Я все понимаю, не дурак, чай, — с такой мрачной решимостью сказал Кинтаро, как будто всю ночь размышлял, а не предавался разврату. — Эльф и человек — никогда такого не будет. Любить меня ты не хочешь, это я понял. И даже если повезет завалить тебя в койку, ты все равно будешь нос воротить и считать меня животным. Что бы я ни сделал, что бы ни сказал, всегда будет мало. Ну и нафиг тогда все. — Он запустил пятерню в волосы, ожесточенно дернул, чуть не выдрав прядь. Видимо, он так их и не расчесал вчера после мытья, и они страшно спутались.

Итильдин помолчал, опустив глаза. Кинтаро бил по больному. Но эльфу тоже было чем крыть:

— Ты мог бы сказать, что меня любишь. Хоть один раз прямо признаться.

— Зачем? Моя любовь для тебя слишком грязная. Не до гроба, понимаешь ли. Да что там, гроб мне светит куда раньше, чем всяким там Перворожденным.