Лес

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Различая перед собой только снег и лужицу собственной крови, в которой и лежало наполовину его лицо, Арс уже совсем распрощался с силами. Всего чего он хотел сейчас, так это спокойствия и умиротворения. Казалось бы, такое простое решение – закрыть глаза и уснуть, – но Дед не мог их оставить. Что-то тёплое, что совсем недавно шептало ему в уши, теперь практически кричало, почему-то голосами ребят. Может его друзья, в самом деле, что-то говорили, но Арс не был в этом уверен. Холод всё отчётливее выделялся на фоне боли, которая в свою очередь стала пропадать. Может ему это только казалось, но руку уже не так сильно обжигал снег, а спустя несколько секунд он вовсе перестал её чувствовать, как и остальные конечности. Он попробовал пошевелить пальцами, но это оказалось сложнее, чем он думал, потому что сейчас его собственный палец, которым можно без труда шевелить не задумываясь, сделался тяжелее огромного валуна, и сдвинуть его хоть на миллиметр потребовало ему больших усилий. Но палец так и не шевельнулся. Он попробовал подвигать ногой. Тоже тщетно. Единственное, что у него сейчас получалось, так это моргать и вдыхать тот воздух, который только мог образоваться между его лицом и снегом. Боль по всему телу стала испаряться, как отдаляющийся от тебя звук – сначала понемногу, а потом и вовсе исчезла. Дед выплюнул очередную порцию крови себе под нос и снова затих в ожидании. Несколько, растекавшихся в целую вечность, секунд ничего не происходило. А потом, начал пропадать и холод. Так же медленно и плавно. «Что это? Смерть?». Напрасно говорят, что вместе с ней приходит умиротворение. Пока Арс ещё был здесь никакого умиротворения и спокойствия быть не может. Теперь они, которых он так ждал совсем недавно, стали ненавидимы им. Ведь что может быть хуже, чем боль, которую не чувствуешь. Когда знаешь, что умираешь, но вместо миллиона других чувств чувствуешь только пустоту. Когда знаешь, что там, откуда тебя стремительно уносят цепкие лапы смерти, остались твои совсем беззащитные и ещё такие молодые друзья, у которых всё ещё впереди и которые могут лишиться этого всего из-за тебя, и ты им ничем уже не поможешь, не извинишься, не скажешь, как они тебе дороги. Последнее, что промелькнуло у Деда внутри это страх перед неминуемым концом. Осознание того, что сейчас он закроет глаза, и больше ничего не будет. Никогда. Что-то внутри него не то чтобы вздрогнуло, а просто задрожало, затряслось. Это был самый сильный и честный ужас, который ему когда-либо приходилось испытывать в жизни.