Константин Воробьев - Убиты под Москвой

3

Через час над деревней к востоку прошла новая группа самолетов. Потом
еще, еще и еще. Капитан распорядился не дразнить их ружейным огнем: деревню
населяли молчаливые женщины да дети и нужно было попрятать их в убежища.
Землянки для них предполагалось рыть на околице, но бабы ни за что не хотели
вылезать из погребов, расположенных во дворах.
Всякий раз, когда самолеты скрывались и наступала расслабляющая тишина,
земля еще долго сохраняла в своих глубинах чуть ощутимую зябкую дрожь. Это
было особенно заметно в окопе, и тогда почему-то хотелось зевать и тело
непроизвольно льнуло к стенке окопа. В такие межсамолетные паузы из
сверкающей дали лениво прикатывались заглушенные обвальные взрывы: где-то
там впереди по-живому ворочался и стонал фронт.
Четвертый взвод маскировал, прихорашивал и обживал свой окоп.
Желто-коричневый гребень бруствера присыпали снегом, дно устлали соломой, в
передней стенке нарыли печурок и углублений. Для Алексея курсанты
оборудовали что-то похожее на землянку, только без наката и насыпи, но со
множеством замысловатых по форме ниш -- помкомвзвода разложил там гранаты и
расставил бутылки с бензином. Все тут: приглаженно-ровный козырек бруствера,
отшлифованно-четкий срез стен, какой-то русско-византийский овал печурок и
ниш -- все это было сделано и отделано с тем сосредоточенным старанием,
которое полностью исключает чувство тревоги и опасности. Видно, оттого окоп
и не выглядел так, как положено на войне: в нем было что-то затаенно-мирное
и почти легкомысленное.
Во второй половине дня самолеты не появлялись, но оттуда, где синей
извилиной лес призрачно намечал зыбучую кромку горизонта, в окопы все чаще и
явственней доносился раздерганно-клочковатый гул. Временами, когда гул
спадал, можно было расслышать протяжные и слитные звуковые вспышки, словно
кто-то недалеко и скрытно разрывал на полосы плащ-палатку.
Прекратилось это внезапно, сразу. А часа через полтора от опушки леса
начали отрываться и двигаться по полю темные точки. С каждой минутой их
становилось все больше и больше, и было уже ясно, что это люди, но шли они
как-то зигзагами, рассеянно, мелкими кучками и поодиночке.
-- Товарищ лейтенант! Видите? -- тревожно и радостно крикнул Алексею
кто-то из курсантов. -- Может, это ихние диверсанты просочились? Подпустим?
Или как?
В разрыве леса и чуть видимого селения висело лохматое закатное солнце,
похожее на стог подожженной соломы. Смотреть вперед можно было лишь сквозь
ресницы, и все же Алексей угадал своих. Свои были у людей походки, свои
шинели, свои каски и шапки.
-- Это наши, славяне! -- разочарованно сказал помкомвзвода, и Алексей
чуть не спросил у него: откуда это они так?
На виду рва бредшие по полю сошлись вместе и построились в колонну по
три. В строю людей казалось совсем немного -- не больше взвода, и они долго
почему-то стояли на месте, совещаясь видно, потом разделились на четыре
группы и пошли к деревне, сохраняя дистанцию и забирая в сторону окопа
четвертого взвода. Еще утром, возвращаясь от Гуляева, Алексей заметил в
скосе противотанкового рва напротив коровника небольшой оползень. Его надо
было срыть и почистить, но он забыл о нем, и теперь незнакомые бойцы избрали
это место для прохода через ров.
Первым по оползню выбрался невысокий человек в темной командирской
шинели. Оглянувшись на окоп, он припал на колени и начал кого-то тянуть к
себе то ли за ремень, то ли за конец палки. Алексей вызвал двух курсантов и
пошел ко рву. У того, что стоял там на коленях, в выцветших черных петлицах
алели капитанские шпалы, и тащил он из рва за ствол винтовки грузного
пожилого красноармейца в непомерно широкой шинели. Узенький брезентовый
ремень опоясывал бойца чуть ли не ниже бедер, и это, возможно, мешало ему
переступать ногами: ухватившись за винтовку, он откидывался назад, повисая
над уклоном всем корпусом, и сразу же начинал раскачиваться из стороны в
сторону, как маятник.
-- Разрешите помочь, товарищ капитан! -- сказал Алексей.
Капитан молча кивнул и судорожно переложил оголенные руки на стволе
винтовки, освобождая место. Алексей потянул за винтовку, и красноармеец
мелкими спутанными шагами пошел наверх. У него было по-женски белое и
круглое лицо без признаков растительности; старенькая пилотка нелепо сидела
поперек бритой головы, и, подымаясь, он как-то болезненно-брезгливо глядел
куда-то мимо капитана и Алексея.
-- Ногами работай, друг! Ногами! -- посоветовал один из курсантов.
Стоявшие внизу бойцы сдержанно засмеялись, а Алексей спросил капитана:
-- Он ранен?
-- Нет, -- сквозь зубы сказал капитан.
-- А что же?
-- Ну... не может... Не видите, что ли?
Очутившись наверху, красноармеец отошел в сторонку и обиженно
отвернулся, закинув руки за спину. Остальные бойцы преодолели ров легко и
споро, подпирая друг друга прикладами. Без команды они торопливо построились
на краю рва и остались стоять там, переговариваясь полушепотом. Капитан
спросил, чья у него винтовка, и из строя вышел маленький боец, увешанный по
бокам вещмешком и противогазной сумкой. Винтовку он взял у капитана рывком,
будто отнял, и сразу же кинулся назад, к своим. Пониже спины в его шинели
виднелась большая округлая дырка с обуглившимися краями, и на ходу боец все
пытался прикрыть прожог ладонью.
Если б капитан сразу же приказал своему отряду двигаться, у Алексея не
возник бы вопрос, откуда и куда он идет. Но капитан долго и старательно
вытирал руки подолом шинели, хотя были они чистые, и то и дело поглядывал в
сторону обособленно стоявшего красноармейца. Тот по-прежнему смотрел куда-то
за окоп, и ремень на нем совсем съехал вниз. "Наверно, вестовой его, --
решил Алексей, -- мне бы с ним минут сорок заняться по-пластунски!.. " К
бойцам, тихо стоявшим в строю, из окопа начали подходить курсанты со своими
СВТ. Алексей заметил, как испытующе-тревожно поглядел на них капитан, и
неожиданно для самого себя спросил:
-- Откуда вы идете, товарищ капитан?
Тот опять взглянул на одинокого красноармейца и не ответил. Алексей
подвинулся к курсантам и повторил вопрос.
-- Мы вышли из окружения! -- озлобленно сказал капитан и носком сапога
сбил комок глины в ров. -- И нечего нас тут допрашивать, лейтенант!
Накормите вот лучше людей! Двое суток, черт бы его драл...
-- Почему вы сюда... Где фронт? -- торопясь и все больше пугаясь
чего-то непонятного, перебил Алексей, и в наступившей тогда тишине к нему
тяжело пошел безоружный красноармеец.
-- А ты где находишься? Ты не на фронте? Где ты находишься? А? -- не
вынося из-за спины рук, кидал он под свой шаг гневным, устоявшимся в обиде
голосом.
Алексей едва ли сознавал, зачем он пошел навстречу красноармейцу и
почему спрятал руки в карманы шинели. Он столкнулся с ним грудь с грудью и,
задохнувшись, визгливо выкрикнул за два приема:
-- Где ваша... винтовка, товарищ боец?!
-- Я воевал не винтовкой, а дивизией, лейтенант! -- тоже фальцетом
крикнул красноармеец и стал по команде "смирно". -- Приведите себя в
порядок! Как стоите? Я генерал-майор Переверзев! Кто у вас старший? Что за
подразделение? Проведите меня к своему командиру!
Забыв отступить и только качнувшись назад, Алексей вытянулся и
расправил плечи, как на учебном плацу. За какую-то долю секунды стоявший
перед ним человек преобразился в его глазах полностью и совершенно -- в нем
все теперь казалось ему иным, большим, генерал-майорским, кроме ремня,
шинели и пилотки, и, вспомнив, как он переходил ров, Алексей враз постиг и
поведение капитана, и почему бойцы не помогли ему снизу прикладами, а после
стояли в стороне и переговаривались шепотом... Не сходя с места, Алексей,
крикнул через плечо:
-- Помкомвзвода! Проводи товарища генерал-майора к капитану!
-- Сам пойдешь! -- сказал Переверзев, и Алексей пошел с левой ноги
строевым шагом, тесно прижав руки к бокам.
Следом за ним двинулся генерал-майор, потом капитан и бойцы. Миновав
окоп своего взвода и выйдя на улицу, Алексей еще издали увидел капитана
Рюмина: он стоял у сепараторного пункта и что-то объяснял Гуляеву, показывая
лозинкой то на осины, то на окопы и ров. Заметив подходивших, капитан
выжидающе поднял лицо, а Алексей пошел как под знаменем, вскинув к голове
руку.
О генерал-майоре он докладывал путано, и с каждым его словом у капитана
Рюмина все выше приподнималась левая бровь. Как зачарованный он смотрел на
ремень Переверзева и вдруг побледнел и сказал чуть слышно:
-- Предъявите ваши документы!
-- Я попрошу не здесь, -- увялым баском сказал Переверзев.
Рюмин повернулся к нему спиной и приказал Алексею: 1
-- Назначьте себе связного! Вы не должны каждый раз отлучаться... Ваше
место во взводе, лейтенант!