Танцующий лепесток хайтана | Husky and his white cat shizun

Глава 48

Прошло пару дней прежде чем Чу Ваньнин наконец покинул больницу. Он больше не виделся с Мо Жанем, однако, вероятно, всё это было к лучшему: подозрения о том, что за ним наблюдают, ничем не подтверждались, но мимолётные вопросы медсестёр казались уж слишком подозрительными. Чу предпочитал отмалчиваться, или делал вид, что не в настроении ни с кем говорить, но всякий раз, когда кто-нибудь упоминал Вэйюя, становилось не по себе.

Кроме того, у него было теперь предостаточно времени, чтобы проанализировать ситуацию. Разумеется, пришлось вспомнить и о Жун Цзю — но, вот незадача, тот, казалось, исчез с лица земли сразу после скандала. Дело так и не дошло до судебного разбирательства — его замяли... но, как выяснилось, сам скандал в прессе смаковали несколько месяцев. Куда при этом смотрели агент Мо Вэйюя и вся пресс-служба команды, в которой парень работал, оставалось загадкой.

Чу Ваньнин подумал, что, вероятно, именно отсутствие самой жертвы — Жун Цзю — подстегивало газетчиков и блогеров генерировать тонны контента со всевозможными домыслами и грязью.

Эти несколько дней в госпитале он посвятил просмотру старых видеороликов и чтению всевозможных досужих сплетен о Вэйюе, всё сильнее убеждаясь, что ни в одной из версий нет ни слова правды.

Мо Жаня он знал хорошо — вероятно, лучше, чем кто-либо. И так же отчётливо он знал, что тот никогда не причинит вреда человеку, если на то нет веских причин. Даже в порыве злости, не осознавая себя, парень продолжал оставаться собой, пусть и отрицал это. Его мотивами поступков были те же чувства, что и в спокойном состоянии. Ваньнин за эти сутки, проведённые в отеле с Вэйюем, ни разу не испытывал опасений за свою жизнь — притом, что Мо Жань определённо был не в себе, и периодически едва понимал, что Ваньнин пытался ему донести.

Вот только сам Мо Вэйюй, оказывается, не был в этом так уж уверен. В тот единственный раз, когда он пришёл к Чу в палату, казалось, преобладающим чувством в его глазах была болезненная растерянность. Он походил на человека, страдающего лунатизмом, который пробудился где-то посреди незнакомой улицы, и в ужасе пытается осознать, каким образом вообще туда попал.

Впрочем, куда хуже этой растерянности оказались последовавшие за нею вина — и, наконец, горечь.

Чу Ваньнин знал эти чувства слишком хорошо, и не спутал бы их ни с чем. Мо Вэйюй смотрел на него взглядом, в котором не теплилась надежда. Он задавал балетмейстеру вопросы, но в его голосе не было трепета влюблённого сердца — лишь боль. Слишком много боли.