Танцующий лепесток хайтана | Husky and his white cat shizun

Глава 8

Мо Жань поигрывал телефоном в руке, чувствуя себя отчего-то особенно раздраженным. Он написал Ваньнину около пяти сообщений с интервалами в несколько часов, но тот не просмотрел ни одного. С одной стороны, он мог попросту спать все это время... с другой же...

...С какой стороны ни посмотри, он был уверен, что балетмейстер Чу не спит. Юйхэн, скорее всего, просто его игнорирует — что совсем неудивительно, если учесть, как отчаянно он пытался прогнать Мо Жаня накануне. Он повторил слово «убирайся» не менее трёх раз, и ни на секунду не расслабился в его присутствии.

Выглядело все это так, словно Мо Жань, по его мнению, был как минимум извращенцем, намеренным осквернить Ваньнина грязными приставаниями, пользуясь тем, что тот был болен и слаб. Чего только стоил пистолет под подушкой...

Юноша покачал головой, в который раз проверяя мессенджер. Он так и не успел вчера нормально поговорить с дядей, и весь сегодняшний день провел на репетиции. Хуайцзуй всерьез взялся за их труппу на время отсутствия балетмейстера Чу — так что за весь день Мо Жаню удалось отдохнуть от силы полчаса. Большую часть этого времени он пытался отдышаться, хлестал воду из-под крана и, конечно же, придумывал, что бы еще написать Ваньнину, чтобы не выглядеть слишком навязчивым.

По правде говоря, с той самой минуты, когда он внезапно понял, как сильно на самом деле его привлекает балетмейстер, он действительно впервые был напуган собственными чувствами. Не то, чтобы у него не было опыта в отношениях — скорее, ни одни из его прошлых отношений не вызывали в нем переживаний на грани безумия.

«Сколько же это продолжается? — вдруг подумал он, мрачно рассматривая заставку на своем телефоне. — Когда я впервые начал думать о нем? И переставал ли я о нем думать хоть когда-то?..»

Ответ напрашивался сам собой. То, что он долгое время считал ненавистью, на самом деле было чувством отверженности и тоски, злости на себя — и одновременно на Ваньнина, в упор не замечавшего его, холодного, словно промозглая зимняя ночь. Мо Жань был зол все это время, даже толком не осознавая, на кого именно злится.

Он сжал зубы, пытаясь отбросить запоздало пришедшее раскаяние. Если бы в нем была хоть капля порядочности, он бы признался во всем балетмейстеру Чу немедленно. Но мог ли он рассказать учителю о том, что было у него на душе все эти шесть лет? Мог ли он признаться в том, что Ваньнин, приказавший ему однажды убираться вон, настолько сильно его пошатнул, что всё это время Мо Жань едва не бредил им, и считал, что ненавидит его всей душой?!..