песок и пепел

5 часть

1938
17 ноября 1938 года
Признание: иногда я боюсь засыпать

Прошлой ночью мне опять приснился старый сон. Сон, который я вижу с девяти лет и по-прежнему ничего не понимаю. Я оказываюсь в темноте, но откуда-то знаю, что не одна. Вокруг ничего не видно – только отблеск луны в маленьком окошке вверху стены и какие-то перекладины; со всех сторон выступающие из мрака. Я напугана. Я знаю, что должна добраться до окна. Неожиданно мои поднятые руки натыкаются на выступ стены, а носки туфель проскальзывают между перекладинами. Я начинаю карабкаться, используя их вместо ступеней.
– Если прыгнешь, нас накажут!
Чьи-то пальцы хватаются за мою одежду, но я отчаянно отбиваюсь от них
– Нас убьют! – кричит женщина за спиной.
– Подумай об остальных!
– Если прыгнешь, разобьешься, – шипит кто-то еще.
Вокруг нарастает гул. Но я не слушаю. Я просовываю голову в окно и жадно хватаю воздух. Проталкиваю в окно плечи, цепляясь за все, извиваюсь, пытаясь освободиться, – и вдруг повисаю головой вниз над неугомонным говорливым миром, сквозь шум которого все равно могу расслышать грохот собственного сердца.

                          2 глава, Италия

Разбудил Т/и отец. Он яростно тряс её за плечи, пытаясь вырвать из оков сна.

– Т/и! Т/и!

Он был испуган, она отчетливо это слышала. Т/и подняла тяжелые веки – и тут же увидела, какое облегчение отразилось на его лице.

– Т/и! Ты так меня напугала! – Отец сгреб ее в охапку, смяв одеяла между ними.

– Прости, – прошептала она, не зная точно, за что извиняется. Она спала, только и всего.

– Что ты, mia сага. Не стоило мне поднимать такой шум. Когда ты была маленькой, то порой засыпала так крепко, что почти не было слышно стук сердца. Наверное, я позабыл. Прошло несколько секунд. Папа разомкнул объятие, и Т/и снова упала на подушки.

– Мне снился сон, – пробормотала она.

– Хороший?

– Нет. – В этом сне не было ничего хорошего. – Тот же старый сон, про который я тебе рассказывала.

– Вот оно что. На этот раз ты прыгнула?

– Да. Можно и так сказать. Но не сама. Скорее вывалилась из окна. Позволила себе упасть – и проснулась.

– Мы часто пробуждаемся от сна, когда падаем, – успокоил ее отец. – За секунду до того, как приземлиться.

– Это к лучшему, – прошептала девушка. – То падение меня бы убило.

– Тогда зачем ты прыгаешь… во сне? Почему непременно хочешь спрыгнуть?

– Потому что иначе я умру. – Это была правда. Во сне она знала это наверняка. Прыгай, или умрешь.
Отец потрепал ее по щеке, словно ей было восемь, а не восемнадцать, почти девятнадцать, – и Т/и, схватив его руку, поцеловала ладонь. Он тут же поджал пальцы, словно собирался унести поцелуй с собой, – еще одна их привычка из детства. Папа был уже в дверях, когда Т/и его окликнула:

– Я кричала? Кричала и тебя разбудила?

– Кричала. Но ты меня не разбудила. Я уже не спал.

Часы показывали три утра. Внезапно Т/и осознала, каким старым выглядит отец, и эта мысль напугала ее сильнее недавнего кошмара.

– Все в порядке, пап? – спросила она с тревогой.

– Sono felice se tu sei felice. – «Я счастлив, если ты счастлива». Так он всегда отвечал.

– Я счастлива, – нежно улыбнулась ему Т/и

– Тогда в моем мире все хорошо. – И снова те же слова. Папа выключил свет, и комната погрузилась в темноту. Однако на пороге он задержался.

– Я люблю тебя, Т/и. – На этот раз его голос звучал странно, будто сквозь слезы, но девушка больше не видела его лица.

– И я тебя люблю, папа.