песок и пепел

8 часть

Вечером Т/и взяла, сумочку и, не в силах больше выносить сгустившуюся над виллой тучу, отправилась в семинарию. Прошло три года с тех пор, как она виделась там с Егором в последний раз.

Сперва Т/и навещала его почти каждый день. Так ему было легче свыкнуться с переселением; а потому, едва у него выдавался свободный часок, они вдвоём отправлялись в тратторию поесть джелато или поиграть в шашки на площади. Падре Себастиано, директор семинарии, делал Егору заметные поблажки – с учетом его семейных обстоятельств и регулярных пожертвований Камилло.

Медленно, но верно Егор расстался с образом маленького сироты и превратился в настоящего итальянского семинариста, влившись в ряды других юношей. Однако после того, как ему исполнилось пятнадцать, Егор попросил Т/и не приходить больше к воротам семинарии. По его словам, это вызывало неодобрение и подтрунивания других учеников. Т/и тогда только рассмеялась и воскликнула: «Но мы же семья!»
Губы Егора дрогнули, словно он хотел что-то сказать

– Да что такое, Егор?–фыркнула, Т/и упершись ладонями в бедра.

– Мы с тобой не родственники.

– Но мы одна семья!

Это внезапное отвержение причинило Т/и боль, однако Егор был непреклонен, так умел только он.

– Ты слишком красива, а я слишком к тебе привязан. Ты мне не сестра, не кузина и вообще не родственница, – упрямо повторял он – Другие мальчики тоже считают тебя красивой. И говорят про тебя разные вещи. Про тебя и про меня. Так что лучше тебе не приходить.

После этого их отношения изменились. Т/и перестала ждать Егора у ворот семинарии, и, хотя от школы до виллы, которую они оба называли домом, было всего пять кварталов, теперь Т/и виделась с ним только на каникулах или выходных, когда он приходил навестить бабушку с дедушкой.

Однако сейчас Т/и в нем нуждалась. Ей нужно было увидеть Егора и сказать, что ее мир разваливается на части. Их мир. Потому что их миры были неразрывно переплетены, как и их семьи.

Идя по улице, Т/и то и дело ловила себя на том, что смотрит на знакомые здания и соседей новым взглядом. Но все вели себя как обычно. Никто на нее не глазел, не тыкал пальцем и не кричал: «Смотрите, еврейка!» По пути ей встретилась донна Мирабелли; когда они поравнялись, соседка улыбнулась девушке и поприветствовала ее с обычной теплотой. Магазины были открыты; земля не разверзлась и не поглотила Италию. Новые законы – просто глупость, сказала себе Т/и. Ничего не изменится.

На этот раз она не стала дожидаться Егора у ворот, а пересекла площадь, обогнула фонтан, в центре которого, простирал руки Иоанн Креститель, и зашла прямиком в двери с маленькой табличкой «Семинарио ди Сан-Джованни Баттиста». Иоанн Креститель был святым покровителем Флоренции, и едва ли не каждая вторая постройка в городе называлась в его честь.
За дверями оказалось крохотное фойе, где сидел за конторкой и что-то печатал усталый священник с редеющими волосами. За спиной у него спускались по широкой лестнице несколько учеников. При виде Т/и они замедлили шаги. Девушки в семинарии явно были нечастыми гостьями. Стук клавиш смолк, и священник за конторкой выжидательно уставился на девушку.

– Мне нужно увидеть Егора Бьянко. Это по семейному вопросу.

– Подождите здесь, синьорина, – ответил священник вежливо.

Когда тот появился, на лице его читалась глубокая тревога, а зелёные глаза были широко распахнуты. Егор тут же протянул к Т/и руки – у него уже начали появляться манеры священника, – и ей стоило огромных трудов только улыбнуться, а не броситься ему на шею. Волосы  парня были расчесаны на прямой пробор и прилизаны, но не покоренные. Даже сейчас они слегка кучерявились, словно море в ветреную ночь, темные и блестящие.

– Мы можем пройтись? – спросила она

– Т/и? Что такое? Что случилось?

– Все в порядке. Ничего… особенного. Я просто… Егор, пожалуйста. Нам нужно поговорить наедине.

– Дай мне минуту. – И Егор скрылся за дверями. Спустя пару минут он действительно вернулся с широкополой черной шляпой, обычной для семинаристов, и тростью, которую наконец перестал отвергать.

– А ничего, если ты вот так уйдешь со мной? – девушку не покидало ощущение, что ее в любой момент могут арестовать.

– Т/и, мне двадцать один год. И я не узник. Я сказал падре Себастиано, что нужен дома и вернусь к утру.

Они вместе пересекли площадь и свернули на улицу, но Т/и пока не хотелось домой.