Армия спасения

14

Краски ночи сгущаются в затянувшемся от приближающегося ливня небе, в звуке сверчков и колышущейся траве. В тишине глади воды и далеком шуме костра сидит Кристина, абсолютно голая, подрагивающая от порывов ветра и всё ещё плачущая. Елисавета рядом молчаливо наблюдает, думая о своём, мокрое платье липнет к телу, заставляя ёжиться. Они вылезли из воды пару минут назад, за спиной огромный костёр и палатки, а впереди озеро. И Кристина вглядывается, наблюдая за статичной картинкой.

— Смотри-ка, ты была права, — она усмехается грустно, голову поворачивая на испуганное лицо девичье, — каяться у меня не получается. Божья шлюха, — девушка слышит слабый шёпот, там кажется «Господи, помилуй», и Кристина смеётся.

— Покаяние не только про отказ от грешности, Христина, это ведь про целомудрие и чистую душу, — вздыхает Елисавета как-то печально, будто Кристина чушь несёт, — Я всё думаю, чем же ты такая особенная.

— Про пророка думаешь, да? — Лиса кивает, остервенело закусывая губу, — Тем, что мне на него всё равно. Знаешь, ему ведь все поклоняются, а я нет, — Кристина вновь усмехается, — он много малолеток перетрахал, очевидно, а я была единственной, которая этого не хотела.

— Как так-то? — Елисавета в полном удивлении глаза на неё печальные поднимает, — Как не хотела? Сама же пошла, сама его соблазнила.

— Как тебе сказать, чтобы понятней было, — Захарова задумывается ненароком, смотрит прямо в глаза, молчит о том, что спектакль для одной Лисы, — мой Бог — Богиня. Она любит женские стоны и ненавидит мужчин. Видишь же, пыталась, а нет.

— Каково это, Христина? Быть настолько грязной и не стесняться этого? — тянет Лиса абсолютно спокойно, уже даже не удивляясь и скрывая накатившие воспоминания, что заставляют краснеть и прикрывать глаза, — Вот, говоришь, что мужчин не любишь, а сама пророка опорочила, человека на вечное покаяние обязала.

— А пророк сам выбрал, я ведь его не заставляла, — Кристина улыбается, но дрожит, обнимая себя за плечи, — это не я такая грешная его обманула, это он — самый праведный во всём мире меня трахнул, понимаешь? Посмотри, наконец, правде в глаза, у него от веры ни черта нет. Если тебе и этого недостаточно, то, видимо, совсем ты пропащая.

— Что ж ты жалуешься только? — Лиса брови хмурит, вглядываясь со всей серьёзностью и раздражением, — Он, может, хотел, чтобы ты про женщин думать перестала? Не мог же он просто так.