Спасти мир за девять жизней: по ту сторону Пустоши

Глава 21

По ту сторону панорамного окна звезды, что сошлись в бесшумном вальсе, зажгли собой небосвод. В первые годы жизни Север вызывал у Феба только положительные из всех существующих эмоций: радость, лёгкость, восторг и слепое обожание. Первый снег, холодный мороз, что, не щадя, покусывал пухлые красные щеки — они были одними из самых тёплых воспоминаний детства, которое закончилось для него слишком быстро. Теперь Север стал казаться бесцветной иллюстрацией в книге  никчемной жизни одного орденца. Именно из-за него случилось то, что случилось…

Оплот тёплых детских лет стерся с карты, оставляя вместо мягких снежных ковров лишь промозглые ветра, продолжавшие сторожить господом забытые камни и земли. Обжигающий холодом воздух бил увесистыми пощечинами по его лицу. Лезвие, что отражало от своей поверхности лунный свет, продолжало сверкать в его руке, не перекрывая сияния мириады звезд.

Закрыв глаза, он надавил им на кожу.

Холод. Нахлынувшая слабость на мгновение парализовала итак замерзшее тело. Жгучая боль в правой руке не смогла перекричать внутреннюю смуту.

Безмолвный крик.

Алые капли крови распластались на грязном полу, как и несколько кусков отрезанного пальца. Свет кольца померк во мгле комнаты. Взяв заранее подготовленные иголку с ниткой, Феб полил спиртом место, где пару секунд назад еще шевелил безымянным пальцем, и принялся зашивать рану. Стихия ветра сдержала кровотечение, создав воздушную заслонку между разорвавшимися сосудами и окружающей средой.

Почти не больно. Нужно было пережать нерв немного выше. Кто знал, что ветер и здесь будет полезен.

С пустотой во взгляде Темпеста осмотрел работу. Как будто ничего не изменилось. Словно у него никогда и не было этого пальца, как и, собственно, тех счастливых мгновений, что наполнили его существование хоть каким-то смыслом. Жизнь угасала со всем, что было раньше. Тлела, как угли в камине к утру. Нехотя, он вернулся к кровати и впал в объятья бессилия.

Феб заплакал вновь. Он сполз с постели на пол, спрятал влажное лицо в коленях и с силой впился пальцами в голову, словно желал выкорчевать червя, что своими движениями вскрывал один за другим гнойники его совести.

Он рыдал так долго, что закончились слезы. Голос осип, и всхлипы теперь казались кошачьими подвываниями. Засохшая с правой руки кровь размазалась по щекам. Краснота в глазах стала почти светящейся.