Love Die

Часть 4. Луна и Солнце

Ким приезжает со встречи глубоко за полночь и захлопывает дверь квартиры что есть силы. Сегодня Кимхан продал партию оружия, которым будут убивать людей Кинна и Порша, и он впервые в жизни чувствует себя загнанным в угол. А самое отвратительное - это то, что ему больше некуда бежать и скрываться, «Вик» спрятан в долгий ящик с огромным навесным замком, и принц мафии теперь не знает, сможет ли он ещё хотя бы когда-нибудь вернуться в то время, когда ему было хорошо, где он чувствовал себя полноценным и живым. Или же он так и останется поглощённым тьмой до того момента, пока просто не разрешит старшему брату убить себя.

И ему теперь чаще хочется закончить это всё, доверить безопасность и жизнь Чэ Поршу и тому человеку, с которым мальчишка сможет быть счастливым и полноценным, но эгоистичная, подлая и злобная часть его натуры нашёптывает на ухо: «Корн уберёт его в этот же день, обставив всё как смерть от рук конкурентов и создав из Порша безмозглую машину, способную устроить кровавую бойню там, куда отец бросит кость». Но на самом деле Кимхан просто цепляется за Порчэ, всеми силами держится за воспоминания о них, о его нежных, дрожащих от волнения руках и ласковых, мягких губах, которые иногда до сих пор мерещатся на грани сна и реальности, преследуют фантомом ощущений. И Ким в ужасе от того, какой спектр эмоций его заставил испытывать, хранить внутри обычный мальчишка, который должен был стать проходной миссией, а не навязчивой идеей, блёклым светом, живущим под рёберной клеткой в окружении непроглядной тьмы.

Кимхан хватает бутылку алкоголя и покрытую пылью гитару, выходит на балкон, усаживаясь прямо на пол. На тот самый балкон, на котором он изливал душу в песне, которая не получила ни отклика, ни ответа.

Он зажимает фильтр между губами и немного подрагивающей рукой поджигает сигарету, чтобы сделать затяжку губительного яда, такого же смертельного, как и любовь к Порчэ.

Пепел с сигареты стряхивается прямо на пол, а бутылка пустеет на треть прежде чем он прижимает гитару к своей груди и начинает играть. Струны послушно звенят под пальцами, переливаются разными голосами и плачут. За прошедшие шесть лет Ким привык к перманентному, сжирающему изнутри одиночеству, холодному, мерзкому, но не способному причинить боли, в отличие от потери человека, ради которого не жалко было рискнуть жизнью. Вик правда всегда был лучшим из них двоих, добрее, приветливее и чище, он не был приспособлен к жестокости этого мира, не был готов к козням, которые сука-жизнь готовила для них. На похоронах мамы Вик плакал громче всех, цепляясь за гроб и не желая отпускать её, ему казалось, что пока она не стала пеплом, то может ожить, открыть свои красивые, наполненные любовью и мягким светом глаза, и притянуть своих любимых сыновей в крепкие объятия. Но она не проснулась, поглощённая вечным, беспробудным сном, умиротворённая и больше не способная никого защитить. Именно тогда, кажется, у Вика на сердце появилась первая трещина. И время не лечило его, хоть он и пытался казаться снова счастливым и беззаботным, таким же любвеобильным и ласковым. Он всеми силами пытался казаться собой.