Love Die

Часть 13. Прости меня

      Кимхан судорожно сверяется с маячком, отбивая Нону короткое: «Не лезь, сам справлюсь», и хоть он понимает, что огромный риск – лезть в одиночку неизвестно куда и к кому, но это может быть способ отца припугнуть Кима, указать очередной раз на его место, и рисковать единственным доверенным человеком он не хотел бы, тем более для того, чтобы Нон принял участие в игрищах Корна. Принц мафии знает, что он нужен живым, а значит ему уж точно никто ничего не сделает. И он настолько уверен, что это всё отец, что даже удивляется, видя пустое помещение и не встречая вообще никакого сопротивления.

      Ким вытаскивает пистолет и снимает с предохранителя, ступая тихо и аккуратно, следуя к той точке, откуда исходит сигнал.

      Порчэ он замечает сразу, со связанными руками и огромными, испуганными глазами, блестящими от непонятной смеси эмоций.

      – Пи’Ким... ты... Ты пришёл... – но почему-то в его голосе не звучит радость и облегчение, а напряжённое тело не хочет расслабляться даже когда Кимхан подлетает ближе, теряя всё самообладание и хладнокровие.

      – Порчэ, Чэ, – Ким обхватывает любимое лицо, приподнимая и всматриваясь в глаза, разглядывает на предмет ссадин и повреждений, но не замечает даже намёка на раны. – Кто это сделал, Чэ? Что им нужно было?

      – Я... Я не знаю, Пи’Ким, на меня просто напали и... и вот я здесь, – Чэ ощущает, как волной накатывает истерика. Порчэ смотрит на Кима, того самого, любимого, родного, который примчался к нему по первому зову, кто быстро убрал пистолет и достал короткий перочинный нож, отрезая верёвку от спинки, а потом присаживаясь на корточки, чтобы освободить запястья. Чэ хочется плакать и биться в историке от того, насколько несправедлива и жестока жизнь. Он ненавидит эту суку за всё, что она сделала с ними. А ещё ненавидит себя за то, что не в силах что-либо изменить.

      Парень видит, как у мафиози дрожат руки, слышит, как он шепчет еле слышно:

      – Я думал, что он что-то с тобой сделает. Что как-то навредит тебе. Что я не успею, не смогу тебе помочь, Чэ, – он разрезает последнюю верёвку, поднимая глаза вверх, встречаясь в болью и тоской в чужом взгляде, – мне так много нужно тебе рассказать, объяснить, а потом только надеяться, что ты хотя бы когда-нибудь сможешь меня простить. Но давай уходить...