Bitter Sweet Symphony / Горько-сладкая симфония

25. Самое главное

Мью даже не надо оборачиваться, чтобы ощутить его присутствие:

- Ты что тут делаешь?! - тот буквально рычит. - Я же сказал тебе оставаться с Майлдом!

Но прошли те времена, когда Галф испугался бы, потому что четко и ясно ощущает не злость, а волнение за себя, поэтому упрямо сжимает губы прежде чем ответить:

- Так надо.

Кому надо?

Зачем надо?

Ответов на вопросы он все еще не знает, но безоговорочно верит одному мудрому богу, который ни разу еще плохого не советовал.

Но замирает от страха, видя перед собой... не-человека, у которого вместо лица - странная вытянутая морда с длинными ушами. Мью или не испытывает страха, или очень умело это скрывает, но совокупность элементов заставляет его изумленно приоткрыть рот: полосатый платок на голове, роскошный воротник, украшенный золотом и драгоценными камнями, и не менее шикарный пояс, который удерживает ткань на бедрах.

И глаза.

Горящие жутким красным цветом глаза.

Его губы еле шевелятся от изумления:

- Сет?..

Бог словно слышит свое имя, и теперь этот пугающий взгляд обращен прямо на него:

- Чернобог, сегодня ты не один пришел? Что за сладкий мальчик с тобой?

Мью тут же делает шаг вперед, заслоняя собой Галфа:

- Поверь, меня одного вполне хватит, чтобы угомонить тебя еще на много веков.

Сет обнажает острые зубы в жутком оскале:

- Нам ли с тобой делить власть над этим миром? Ведь мы хотим одного: чтобы Хаос восторжествовал. И можешь не сверкать на меня гневно глазами: я прекрасно ощущаю твою сущность, которую ты все это время пытаешься усмирить, но она все равно прорывается. И не надоело тебе быть на побегушках и постоянно сдерживать свою силу?

Голос Чернобога звучит смертельно холодно:

- Меня все устраивает, кроме того, чтобы ты опять решил превратить часть этого мира в безжизненную пустыню.

- Весь. Весь этот жалкий мир.

Ужас слов постепенно доходит до Галфа, потому что он наконец обращает внимание на часть пейзажа, которая точно не свойственна климату Таиланда: высушенная до состояния камня твердая потрескавшаяся земля и обезвоженные останки растений, что росли на ней, видимо, еще совсем недавно: