Ты как-то рассказал, что тебе было страшно, когда ты
начал забывать, как звучат голоса твоих родителей, и как они выглядели. И
теперь это мой самый главный страх — однажды проснуться и забыть твой
облик, забыть тональность твоего голоса, забыть твои веснушки. Я помню
расположение каждой из них, и представить не могу, что когда-то не смогу
воспроизвести этого в своей голове, — он посмотрел на небо. — Скажи мне,
когда перестанет болеть? — и сразу же рассмеялся. — Вот дурак, а я ведь,
правда, жду ответа от камня. Мне так много хотелось тебе сказать, но сейчас не
могу слов подобрать, чтобы не скатиться в жалость к самому себе. Несчастный
я, — произнеся это с иронией, он схватился за голову. — Мир после твоего ухода
стал таким одинаковым. Я не различаю людей. Эмоций. Всё слилось в одно
большое и гнетущее ничего. Только увидев Криса и его семью, мне стало
чуточку легче. Мы бы тоже так смогли, я уверен, — Хёнджин поднялся и струсил
с себя землю. — Мне надо ехать, малыш. Через пару часов самолёт. Я снова
сбегаю.
