Выдохнув, когда преодолел поворот, Драко сжимает кулак правой руки, левой едва ощутимо касаясь стены. Это помогает находиться в реальности, понимать, где он, кто он. Потому что кончиками пальцев он ощущает с годами ставший шероховатым мрамор, из которого были возведены стены родного Мэнора. Дома, где он вырос. Дома, где теперь ему приходится ходить босиком по ледяному полу, чтобы не привлекать внимания. Чтобы обитатели этого места забыли о существовании Драко Малфоя.— Сегодня я планирую отдохнуть в одиночестве, Нарцисса...Но завтра вечером,— грубый голос затихает на пару секунд.— Приходи снова. Я позову тем же способом.
Застывший за углом Драко, прижавшись к стене, для ощущения мнимой безопасности, едва слышно сглатывает, чтобы прогнать подступившую к горлу тошноту. На весь Мэнор воняет этим поганым оборотнем.
Стук каблуков матери, уходящей в западное крыло, постепенно затихает.— Сивый,— не успев подумать, Драко выходит из-за угла, так же не убирая руки от стены.
Фенрир Сивый. Юный Малфой считал его чуть ли не самым мерзким из тех личностей, которые оккупировали его дом. Бешеный фанатик крови, насилия и жестокости. И если Лорд, во время развлечений Пожирателей, сначала и пытал пойманную жертву — очередную несчастную грязнокровку — то потом всегда приказывал слугам убить. Авадой. Это мгновенная смерть становилась облегчением: Риддлу, конечно, просто наскучивала эта игра, он не пытался освободить от страданий, но тем не менее.
Сивый был полным психопатом. Пугала даже не сама его жестокость, а перманентная идейность Фенрира в этой жестокости. Он никогда не добивал. Оборотень загрызал, рвал плоть на части, оставлял огромные гниющие раны, потрошил жертву наживую, выворачивал органы практически наизнанку. И оставлял. Он всегда оставлял человека, после его игр уже похожего на месиво из передавленных переспелых, почти загнивших, овощей. Ногой отпихивал в какой-то угол, смеялся с таким превосходством и слушал, как его молили о смерти. Если, конечно, жертва еще могла говорить.
— Юный лорд Малфой,— насмешливо тянет Сивый, проведя когтистой пятерней по щеке слизеринца.
— Моя...мама,— снова приходится сглотнуть комок тошноты.— Что происходит?
— А ты подумай,— расслабленно хмыкает тот.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
С полной искренностью
أدب الهواة- Ты спишь с моим крестным. - А ты влюблен в Гарри. - Тайна? - Договорились!