Гидеон лежит в лодке посреди океана, волны мягко укачивают, а слабый ветерок гладит его волосы. Солнечные лучи ласкают кожу, пробуждают в душе мечты о беззаботном лете, в котором, чтобы быть счастливым, нужно было просто проснуться и выбежать на улицу. Над головой проносятся птицы, заставляют поднимать тяжелые веки и снова щурится из-за слепящего солнца. Гидеон чувствует, как в нем разом оживают чувства, о существовании которых он уже начал забывать. Он дышит свободно, наслаждается несвойственной ему легкостью, когда ничего не тяготит, и слушает абсолютную тишину в голове, хотя привык к нескончаемому шуму. Гидеон пробует повернуться на бок, принять более удобную позу и остаться подольше с «новым» собой, но, к своему ужасу, просыпается. Все, что он переживал мгновенье назад, за секунду испаряется, и взамен приходит гложущая его чуть ли не с рождения темнота, помноженная теперь еще и на животный страх. Гидеон полулежит на заднем сиденье автомобиля, и стоит ему увидеть свои руки, закованные в железные цепи, как случившееся наваливается на плечи разом и придавливает его к черной коже под ним. Можно даже не проверять, кто сидит рядом с ним, Ги и так видит те самые ботинки, которые остановились у его лица до падения в пропасть. Как же ему было хорошо во сне, и как невыносимо плохо в реальности. Кости все еще ноют, во рту чувствуется вкус железа, а туман в голове окончательно не рассеялся. Ги выпрямляется, смотрит в окно, пытается определить свое местоположение, и чем больше он вчитывается в указатели, тем больше мрачнеет.
— Мы в Лондоне, — подтверждает его мысли Раптор. — Ты слишком долго приходил в себя. Еще дольше будешь восстанавливаться.
— Что я здесь делаю? — поворачивается к нему омега, чьи волосы прилипли к лицу из-за засохшей крови, и очень сильно хочется чесаться. — Почему я все еще жив?
— Это временно, не переживай, — невозмутимо отвечает альфа и продолжает играть с зажигалкой. Гидеон, несмотря на то, что его основной целью всегда был Каан Азари, не пропускал ни одно занятие, где им подробно рассказывали про каждого первородного. Он прекрасно знает, какие мрачные истории фигурируют вокруг имени Раптора, и пусть не хочет себе в этом признаваться — он его боится. Дело не в неминуемой гибели, которая ждет каждое живое существо, а в том, как долог путь к ней, если стать целью Раптора. Этот первородный всю свою долгую жизнь был солдатом, ничего кроме битв не видел, ничем другим и не интересовался, и все человеческое ему чуждо. Ги хорошо помнит вечера, когда они собирались с другими учениками в лагерях Белтейн и слушали, как он хотел бы тогда думать, байки про Хищника. Раптор выслеживает цель, а потом как тигр, в клетку которому бросили кролика, очень долго с ней играет. Ги будет страдать, и пусть его солдатское нутро ждало и такой поворот событий, его сердце болезненно сжимается, слыша отголоски грядущей боли.
