Ты все ещё моя D&J

17 глава

Данил

Я не знал, но, оказывается, мое сердце – это граната. Дикарка своими словами выдергивает чеку. Рывок такой мощный, что вместе с ней вытягивает бережливо схороненную мной душу. Чтобы меня убить и этой точенной кровавой раны было бы достаточно, но далее, по всем правилам жизни, следует детонация. И все те горячие и дробно пульсирующие куски плоти, которые я на протяжении дня пытался вернуть в режим безопасной заморозки, со свистами раскидывает по нерушимому периметру моей грудной клетки.

Боль – первое, что я ощущаю. Где-то на задворках теряется тошнотворный восторг. Он больше всего покалечен, необратимо умрет. Уцелевшим приходит ужас. Именно он вознамеривается господствовать в этом адовом пекле.

Едва удается отмереть, резко толкаю свое тело назад и отворачиваюсь. Обхватываю ладонями голову, чтобы остановить бешеную тряску, которая там разыгралась.

Надо бы уйти. Просто уйти. Но я не способен. Игнорирую аварийные сирены, так же стремительно оборачиваюсь обратно к Юле.

Ослепнуть бы, как она красива! Очевидно, за моими ребрами находится целый склад с контрабандными боеприпасами. Когда огонь добирается до них, они выдают масштабный фейерверк.

– Так, может или любишь? Как понимать? – хриплые звуки, которые со скрежетом вырываются следом, наверное, можно назвать смехом. Должно быть, мой организм, в попытках справиться с болью, таким образом выплескивает ее фатальные излишки наружу. – Ты в своих чувствах хоть когда-то уверенной бываешь? – тут я уже с конкретным наездом рявкаю на сжавшуюся у стены Дикарку.

Она содрогается и как будто отшатывается от меня, хотя смещаться ей некуда.

– Люблю, – шепчет на самых низких тонах.

Разлетается это растянутое нежное шипение эхом.

«Люблю… Люблю… Люблю… Люблю…»

Сочится и плывет с оглушающей силой. Как ни сопротивляюсь, проникает внутрь меня. Проносится безумным вихрем и с коварной быстротой оседает на оголенных нервах отравляющей субстанцией.

С трудом возвращая себе самообладание, сцепляю все, что раздробило кольцами контроля.

– Хватит врать, – советую умышленно ровным тоном, будто сказанное, даже если бы я и верил ей, не способно меня задеть. – Хреново у тебя получается, – удерживая зрительный контакт, убеждаю себя, что выступившие на глазах Юли слезы, меня абсолютно не трогают. Пробивающий мышцы тремор и спирающее в груди дыхание – последствия титанических усилий, которые я прикладываю, чтобы держать свое проклятое тело в куче. – И самое главное, – пауза, во время которой мне приходится сделать дополнительный глоток кислорода, прикрываю ухмылкой, – нет никакого смысла в этом вранье. На любовь мне давно похрен.