Энджел и Кайден ∙ Hyunlix ∙ Хёнликсы

Часть 16. Язык поцелуев

Это оказывается тяжелее, чем Феликс думал. Он вообще не был готов не то, что раскрывать кому-то душу, пусть и близким людям, но и самому в неё нырять с головой. До сих пор он как будто сдерживал себя с какой-то нечеловеческой силой — от мыслей, от действий, от чувств и ощущений. Казалось, что если вдруг позволить им править балом, то они просто растерзают хозяина. Мыслей было слишком много — он даже не знал, какую выбрать первой для озвучивания. Поделиться отчаянно хотелось, но с какой стороны начать?

— Я... — он отчаянно мялся, — Я не знаю, что я чувствую. Вернее, я чувствую слишком много, и меня это пугает. Ты бросил в шутку фразу: «А вы случайно не меченые?», и меня как будто насквозь прошибло, — он говорил крайне тихо и взглядом буравил ни в чём ни повинный стол. — Слишком много совпадений, а я даже не придавал этому значения. Я вообще не думал даже...

Братья слушают максимально внимательно, не перебивая, искренне заинтересованно.

— Я всё это время столько мыслей гнал от себя прочь. Потому что он... Я не знаю... Я думал, что я его ненавижу, но я его ненавидел только за то, что... Нет, я не скажу этого вслух, по крайней мере, пока что. Не могу... — Феликс берёт паузу, чтобы постараться подобрать слова и горько усмехается. — Он невыносимо заносчивый! Наглый, бесцеремонный, надменный козёл! Его цель в жизни — взбесить меня, чтобы я злился. Но я и сам нихрена не заметил, что привык к этому. Я скучаю по нему, когда он пропадает на работе, а когда он даже будучи смертельно уставшим меня достает, я чувствую себя максимально живым. И да, постель — много и часто, я не понимаю, как это происходит, всегда лишь спонтанно, но я... Я никогда ничего подобного не испытывал, — он теряется в своих мыслях и делает длительные паузы. — Я хочу рассказать больше, я пытаюсь, честно. Просто это как-то тяжело... — у него начинают дрожать губы. — Мне без него плохо, а с ним я себя самого не понимаю. Я ждал кого-то всё это время, готовился, копил в себе тепло, а он пришёл в мою душу и претендует на это тепло. Руки туда тянет, хочет забрать. А мне признаться стыдно, что я бы ему, блядь, всё отдал. Какого чёрта? — по лицу Феликса начинают скатываться редкие, плохо сдерживаемые слезы, глаза мгновенно краснеют, а парни подвигаются ближе, чтобы погладить его по голове и спине. — Всё, что ты сказал... — обращается он к Минхо, — Я чувствую теперь то же самое. Мне ужасно страшно. Я вляпался в какое-то дерьмо. Не знаю, чем я думал, соглашаясь на... Я даже не знаю, на что и кто мы друг другу. А если для него это всё какая-то шутка? Что я тогда делать буду? Я вообще не знаю, что делать... — он утыкается в плечо Минхо, больше не в силах сдерживать слезы. Друзья в полнейшем шоке и раздрае с того, что происходит. Ужасно хочется помочь, но, к сожалению, нечем.